Бартоломе де Лас-Касас защитник индейцев - [128]

— Ну и что же? Ведь каноник Перрера не согласился, — спокойно ответил Бартоломе. — Значит, мое место не занято и я могу ехать домой.

— А второе письмо? Письмо из кабильдо? Когда жители города узнали, что вы собираетесь приехать, они под звон колоколов требовали вашего разжалования, угрожали тем, что выгонят вас из города!

— В городе двое ворот: выгонят из одних — войду в другие!

— Нет, ваше спокойствие хоть кого выведет из себя! Я начинаю понимать Мальдонадо и других, которые так злы на вас. Ну и характер, ну и упрямство! — ворчал Ладрада. — Ну, и лезьте на верную смерть…

— И пойду, — улыбнулся Бартоломе. — И самое интересное, что и вы, Родриго, пойдете вместе со мной, хотя и браните меня.

— И пойду, — сердясь и смеясь, отвечал Родриго, — ибо я такой же старый безумец, как и вы!

— Нет, Родриго, мы не безумцы. Мы солдаты. И место наше на поле боя!

Поле боя

…Стыд и позор возбуждает мертвец, среди праха лежащий,

В спину пронзенный насквозь сзади копьем.

Тиртей

Примерно около лиги от Сьюдад-Реаля, в селении Синокотлан, был расположен небольшой доминиканский монастырь. Томас Торрес, назначенный недавно приором монастыря, зная о враждебном настроении жителей города, вызвал к себе Хордана и Хасинте и поручил им принести вещи епископа. А вдруг эти негодяи сожгут книги епископа, недавно присланные из Севильи, ведь книги — самое драгоценное его имущество!

И Хордан Пьемонте с Хасинте отправились в Сьюдад-Реаль.

Во время сиесты в городской венте «Новая Испания» было, как всегда, людно.

— Сеньоры! — сказал помощник алькальда Сьюдад-Реаля. — Сеньоры, вы слышали новость? Мне сейчас сообщили, что епископ прислал своих слуг. Значит, он хочет вернуться.

— Вернуться, как бы не так! — ответил со злобой богатый торговец. — Клянусь дьяволом, этого не будет! Не пускать его молодчиков в дом, нечего им там делать!

Предложение было одобрено. Несколько вооруженных «добровольцев» пошли к дому епископа. Там они застали Хордана и Хасинте, которые уже отпирали двери.

— А ну-ка, приятели, — сказал некий плантатор Гамара, в прошлом морской пират. — Уходите-ка отсюда подобру-поздорову, если не хотите, чтобы вам пощекотали ребра вот этим перышком! — и он со скверной усмешкой вытащил кинжал.

— Вы не имеете права, — ответил ему Хордан, — у нас ключи от дома епископа, и мы войдем туда.

— Вот как! Держите их, а я возьму ключи у сеньоров.

— Разбойники! — закричал Хасинте. — Ну, право, разбойники!

— Молчи, любезный; ты так стар и дряхл, что я бы не хотел тебя трогать, но, клянусь адом, если ты не угомонишься… — и плантатор помахал своим внушительным кулаком перед лицом Хасинте.

Отобрав ключи, горожане прогнали Хордана и Хасинте от дверей дома и расположились там на страже.

— Что делать? — в отчаянии говорил Хасинте.

— Молчи, Хасинте, — прошептал Хордан, — как только стемнеет, мы укроемся в соборе, а там есть ход в дом епископа.

Когда наступила полночь и добровольцы сторожа покинули свой пост у дома епископа, Хордан и Хасинте прошли в собор. Но, к несчастью, какой-то мальчишка видел, как они пробирались через ограду сада, и побежал рассказать об этом алькальду и его помощнику.

— Будь я проклят, — вскричал помощник алькальда, — если сейчас же, ночью, не выкину из города этих бродяг!

Но дубовые двери собора было не так-то легко сломать: Хордан и Хасинте придвинули к дверям тяжелые скамьи, а сами укрылись в ризнице. Устав ломиться и стучать, помощник алькальда и его сподвижники ушли, надеясь рано утром поймать монаха и слугу, когда они будут выходить из собора.

Хордан и Хасинте тихо прошли в комнаты епископа, взяли сундук с вещами и книгами и, сняв сапоги, босиком покинули город.

Когда они рассказали в монастыре о своих приключениях, Торрес еще больше встревожился за епископа.

— Нельзя пускать его в город, — сказал он монахам, — его убьют эти подлые люди. Разве для них существует что-либо святое?

Бартоломе, возвращаясь в Сьюдад-Реаль, по пути заехал в монастырь. Он сразу же был встречен тревожными предостережениями:

— Вам нельзя ехать в город, — говорил Торрес, — они убьют вас. Мы не допустим этого! Я не пущу вас!

— Сеньор, дорогой сеньор, — плакал дряхлый Хасинте, — вы выросли на моих глазах. Неужели я, стоящий одной ногой в могиле, должен буду пережить вас? Ах, вы не видели этих злодеев! У них нет ни стыда ни совести! Нельзя вам возвращаться в город!

Нечего говорить, что Ладрада волновался и шумел больше всех, уговаривая Бартоломе пожить некоторое время в монастыре.

Но Бартоломе был непреклонен. Он нашел индейцев-носильщиков и приказал нести свои вещи обратно в Сьюдад-Реаль.

— Я хочу рождество праздновать дома! — говорил он. — И не уговаривайте меня, это бесполезно.

Тем временем из Сьюдад-Реаля в монастырь пришел один испанец, бывший офицер, человек бедный и честный. Он любил и уважал епископа. Когда монахи сказали ему о намерении Лас-Касаса вернуться, он воскликнул:

— Я поражен, святые отцы, как вы допускаете возвращение епископа! Знаете ли вы, что делается в городе? Услышав о том, что носильщики несут обратно вещи епископа, жители города выставили стражу, аркебузы, лошадей — целое вооруженное до зубов войско, и все для того, чтобы помешать ему, безоружному, войти в город! Кровопролитие неизбежно! Прикажите носильщикам вернуться!