Баронесса Настя - [41]

Настя подхватила чемодан. Вслед за женщиной она вошла в длинный, освещённый лишь одной синей лампочкой коридор. В конце его они свернули в какой–то холл и отсюда вошли в комнату, где на низкой широченной кровати, свесив на ковёр руку, лежал бледный генерал.

Увидев Настю, Функ улыбнулся.

— Где вы… застряли? Располагайтесь как дома.

Он слабо пожал её руку:

Меня стошнило, а это… всегда на пользу. Сделайте свои горчичники. Я в них поверил.

Женщина, пришедшая с Настей, стояла тут же, но генерал не обращал на неё внимания. Настя попросила тазик, теплую воду, и женщина метнулась к двери. Видно, она была служанкой или дальней родственницей, жившей в замке из милости. Скоро она принесла таз с водой, и Настя принялась за свои процедуры. Хорошо, что горчичников было много.

Она всё делала не торопясь, аккуратно и основательно. Иногда ей приходила мысль, что это враг, но подсознательно, как только она переступила порог замка, она уже играла роль образцовой немки, привлекательной девушки, мастерицы своего дела. Яркий эмалевый крестик с бриллиантами «За храбрость», висевший на груди, помогал ей. Что касается генерала, то тут она определила свою цель так: быть дня него максимально полезной.

Горчичники она ставила не торопясь, предварительно растирая ладонями нужное место, и растирала тщательно, до красноты, и чувствовала, как это нравится генералу, как он на глазах крепнет телом и духом. Она не знала доподлинно, но что–то ей говорило; таким путём она как бы вливает свою молодую энергию старику, истратившему силы на дорогах долгой и, видимо, бурной жизни.

Приладив горчичники на икры ног, а затем и на ступни, она укрепила их, надела длинные носки, а затем принялась за шею и затылок. Когда крепкий массаж шеи и верхней части спины и позвоночника вызвал живительную красноту, наложила горчичники.

Генералу принесли чай, и она, поправив подушки, незаметно бросила в стакан таблетку — слабую дозу снотворного.

Функ лежал на спине и отрешённо смотрел в окно на лес, горы, раскинутые тут и там, на небо, сиявшее июньской синевой. О чём он думал в эту минуту? Старый генерал, аристократ, наследник знаменитого в Германии рода рыцарей–баронов, человек, достигший всех мыслимых и немыслимых благ? О смерти?.. Она была бы так некстати в эти яркие солнечные дни, в дни, когда его танковая армия должна ринуться в атаку и искупить позор Паулюса, проигравшего битву за Сталинград.

Он лениво, безучастно окинул взглядом Настю, сидевшую у изголовья. Сказал:

— Покажите ваши руки.

И долго разглядывал, пытаясь разгадать тайну их магической силы.

— Они спасут меня.

— Кто?

— Ваши руки. Я уже видел белых ангелов, они прилетали за мной. Вы их прогнали.

Он нажал кнопку звонка, Вошла женщина — та самая… Она одна прислуживала генералу.

— Это Кейда, — сказал генерал, показав на Настю, — Моя племянница. Поместите её рядом — в комнате моей покойной жены.

Женщина бросила на Настю изумленный взгляд, слегка поклонилась, но выполнять распоряжение не торопилась.

— Делайте, что я сказал, — я приказов не повторяю.

И, обращаясь к Насте, произнес:

— Благодарю вас. Если понадобитесь, я вас позову.

Настя в сопровождении женщины вышла из спальни.

Дверь в покои баронессы находилась здесь же, в спальне Функа, и обозначалась позолоченной тарелкой, выполнявшей роль ручки. Они вошли в комнату, освещённую едва пробивавшимся сквозь тёмные шторы солнцем.

— Зовите меня фрау Мозель, — сказала женщина, и в голосе её Настя услышала новые, будто бы недовольные нотки. Раздвигая шторы, фрау Мозель доложила:

— Со времени смерти моей госпожи здесь не ступала нога дамы.

— Давно она умерла? — спросила Настя. И тоже голосом, лишённым нежности.

— Завтра исполнится восемь месяцев.

Комната блистала чистотой. В ней не было кровати, но посредине на зелёном ковре стояла тахта, обтянутая тёмно–жёлтой кожей. Возле камина из серого мрамора помещались два старинных, с высокими спинками кресла. Рядом — зеркало и туалетный столик.

— Размещайтесь, — сказала фрау Мозель. Сказала с нажимом и уже с явным оттенком неудовольствия.

Из комнаты был выход на балкон, и Настя обрадовалась, подошла к двери.

— Можно сюда?

Фрау Мозель ответила не сразу; подумав, она решила, что отказывать неудобно, и подошла к туалетному столику:

— Здесь ключ от балкона.

И важно пошла к двери, на которой отливала золотом ручка–тарелка, такая же, как и в спальне генерала. И уже взявшись за неё, но не оборачиваясь, проговорила:

— В полдень у нас подают чай. Вас позовут.

— Благодарю, — буркнула Кейда. Она едва сдерживала неприязнь к чванливой немке, неизвестно вдруг почему и в один момент невзлюбившей её.

Оставшись одна, Настя открыла балкон. Больше всего её интересовал замок, но отсюда ей открывалась лишь башня с узенькими оконцами и часть стены, обращённой к озеру. По озеру плавали утки — наверное, дикие, две пары лебедей, белая и чёрная, и важно несущий над водой свой огромный тяжёлый клюв пеликан.

За озером, в полукилометре от замка, начинались невысокие холмы–горы. Они тянулись вправо и не выстраивались в линию, как можно было ожидать, а, удаляясь к горизонту, множились, точно это были волны зелёного моря, гонимые ветром от замка. Это и были поросшие лесами горы Шварцвальда — район Германии, бережно хранимый немцами как заповедник.