Баронесса Изнанки - [12]

«Желтое, похоже на поганку, я крикну — тогда лезь»

— Вариантов применения множество, — продолжил профессор. — Мы сможем задавать нужные свойства для скота, повышать жирность молока или яйценоскость птицы. Можно добиться совершенно иных качеств древесины, начать использовать в товарном производстве те сорта дерева, которые раньше совершенно не годились. Вся проблема — в верном подборе кода и в верном подборе средств защиты. Иными словами, ученые выдвигают теорию, а практики не имеют права ее проводить в реальность, пока не осмотрятся на предмет издержек. Что тебе еще рассказать? — Харченко поводил по листку фломастером.

«Если у тебя получится, крикни меня по имени»

— А при чем тут Анка? — спросил Валька.

— Я не буду читать тебе лекцию по устройству Эхусов, — улыбнулся Михаил. — Хочешь честно? Сам ползаю, как младенец, да еще и с завязанными глазами. Строение организмов невероятно сложное, что у Эхусов, что у этих летучих крепостей. — Он кивнул в сторону размеренно дышащего Тхола. — Одно Маркус и компания угадали верно — для здорового почкования необходим катализатор. Они искали этот катализатор десятки лет, за это время Эхусы все сильнее дряхлели, выходили из строя, а отгадка, как это обычно случается, маячила перед носом. Катализатором должен быть человек. Биологический робот входит в симбиоз с человеком, условно назовем его «пастух». В другое время для исполнения лечебных функций биороботу требуется человек с иным молекулярным кодом — реаниматор. Эхусом может управлять почти каждый третий из членов этой полумифической Коллегии, а таким суперкораблем, как Тхол, — только обученный наездник. Ты видел, как они готовят ребенка? Он по несколько месяцев с колыбели спит в специальном коконе возле сердца корабля. Только тогда формируется грамотный симбиоз. Иногда я думаю, что за люди были те, кто сконструировали Тхолов? И люди ли вообще? Придумать такую иезуитскую хитрость, создать и заложить в человека код «кормильца», который активизируется лишь раз в несколько поколений, и главное — запустить механизм, который действует, вдумайся! — десятки тысяч лет! Они все чертовски прозорливо просчитали, эти древние островитяне. Они учли, что могут произойти войны и одичание населения, распад империи или что у них там было. В любом случае, даже абсолютно неподготовленные, забывшие все, потомки первых пастухов... да вот, вроде тебя, чего далеко ходить? — могли быстро освоиться с управлением. А твоя сестренка Анечка — случай еще более интересный. Молекулярная структура ее клеток закодирована таким образом, что корабль сразу реагирует.

— А откуда вы знаете, как он реагирует? Значит, вы были на борту?

— Увы! — развел руками Харченко. — Я передал Клавдию срез ее кожи и две пробы крови. Анализы брали, еще когда Анечка восстанавливалась после пулевого ранения.

— И что? Что сказал этот Клавдий? — У Старшего пересохло в горле. Жуликоватому эфэсбэшнику Сергею Сергеевичу верить не хотелось, но вот, прямо перед ним стоит человек, способный рассказать, наконец, правду о сестре.

— Да толком ничего не сказал, — отмахнулся Харченко, а сам незаметно подмигнул и, как бы невзначай взялся за карандаш. — Якобы что-то у них там внутри реагирует. Но это неточно, и на основании капли крови проверить невозможно.

Харченко спешно стучал карандашом.

«Американцы не знают. Кровь твоей сестры немедленно запустила приборы на рабочем посту навигатора, но ненадолго. Клавдий видел карту подводных маршрутов».

— Ладно, пойду я, вздремну, — Старший с деланным безразличием потянулся, спрятал в карман пакетик с тюбиком жидкого мыла и бритвенным станком. Дольше усидеть на месте после всего услышанного он не мог. — Пойду вздремну, если чего надо — толкните.

— Непременно, — пообещал Харченко. — Непременно толкну!

Омут времени

Анка проснулась с ощущением камня на сердце. Словно откуда-то издалека, из мрачных пустынных глубин, поднималось нечто отвратительное, бесформенное и тянулось к ней скользкими серыми губами.

Губы. Почему-то именно образ нечеловеческих, вытянутых губ остался с ней после пробуждения.

Когда Анка открыла глаза, на крюке, вбитом в просмоленный, закопченный потолок, все так же покачивался фонарь, потрескивали дрова в печи, гудел разогретый дымоход, а где-то далеко внизу колеса стучали о булыжник. За окошком вспыхивали вечерние звезды, воздух остыл и наполнился пряными травянистыми ароматами, слышались размеренное цоканье копыт и щелчки бича. Марии рядом не было, поскрипывала открытая дверь в коридор, и вообще, все куда-то подевались. Анка не смогла бы объяснить, откуда возникло гнетущее, тревожное чувство, ведь засыпала она, несмотря на все тревоги вчерашнего дня, вполне умиротворенной.

Если не считать неприятного поведения Бернара. Если не считать леденящих воспоминаний о демоне на дороге и подводном жеребце, с которым она сама чуть было не ушла в реку. Тетя Берта, обстоятельно переговорив с ученейшим магистром и егерем, клятвенным образом заверила Анку, что в этой местности никакие жеребцы не водятся. С опасных окраин они выбрались в центральные, обжитые области Логриса. И вообще, карета надежно защищена, вокруг егеря с собаками, можно спать спокойно.