Баронесса Изнанки - [13]

Спать спокойно Младшая больше не могла. Она выбралась в коридор и здесь обнаружила наездницу в компании с русским фэйри. Оба молчали, пристально вглядываясь в сумерки за окном. Дядя Саня приложил палец к губам, призывая к тишине, и поманил Анку к тому окошку, что выходило прямо над утыканной шипами будкой кучера.

Снаружи явно происходила какая-то чертовщина. Восемь лошадей исправно тащили карету, но две кареты с крестьянской снедью, доселе громыхавшие впереди, пропали. Анка помнила, что сквозь сон слышала скрип их колес и болтовню крестьян. Теперь впереди кареты магистра сходились две неприветливые лесные стены. Прямая широкая дорога обернулась извилистым узким коридором, каждые пятьдесят метров она сворачивала в густой чащобе, обзор напрочь исчез, мешая вознице держать прежний темп. Рядом с будкой кучера, в блестящей кольчуге и шлеме стоял на узкой площадке сам обер-егерь Брудо и держал в руке клетку с живой совой.

Но сильнее всего удивил Анку фомор. Он вышагивал впереди лошадей, опираясь на посох, а в свободной руке нес какой-то ящичек и периодически подносил его к уху.

— Мы заблудились? — шепотом спросила Анка.

— Нет, всего лишь съехали с Пыльной тропы.

— И что теперь? — по ногам пополз противный холодок. — Мы ее ищем?

Пыльная тропа — самое главное, это Анка хорошо усвоила. По подземной Англии бежит множество дорог, но Пыльная тропа выводит на юго-восток, к Священным рощам. А в Священных рощах живут друиды, которые могут построить Хрустальный мост через Ла-Манш. Если потерять тропу, то никогда не выйдешь на берег пролива, так уж тут все заколдовано.

— Тихо! — Саня снова приложил к губам палец. — В Блэкдаун иначе не попасть. Не шуми, егерь слушает время. Совсем недавно здесь прошла очень сильная воронка.

Младшая затихла. Лошади ступали вальяжно, спереди, по бортам кареты, и на оглоблях, освещая ближайшее пространство, ровно горели масляные светильники. Вокруг косматился совершенно дикий бурелом, иногда острые ветки цеплялись за борта, с противным скрежетом елозили по металлу. Дорога виляла, между кряжистых стволов не светился ни единый огонек, зато на небе начиналась форменная вакханалия. Сполохи лилового, фиолетового, сиреневого света пробегали, сталкивались между собой, то походя на настоящее, знакомое Младшей, северное сияние, то собираясь в жутковатые призрачные картины. Темный лес, окружающий карету, тоже освещался самым невероятным образом: тени плясали, рождая ощущение, что вдоль дороги крадутся великанские фигуры. Снова крутились по спирали две луны, снова вращался между ними Млечный путь, и, пересекая лунные диски, бесшумно спешили далекие птичьи стаи. Из чащи доносились протяжное кваканье, вздохи, иногда тишину разрывало далекое конское ржание, иногда кто-то ломился сквозь кусты. Однако егерь Брудо, по всей видимости, опасался совсем других примет. Он и ухом не повел, когда через дорогу, напугав лошадей, пробежало целое семейство кабанов. Фонари, укрепленные на толстых оглоблях, хоть и слабо, но позволяли вознице распознавать путь.

Проехали развилку, слева остался покрытый мхом столб с указателями. Строжайший магистр постоял возле столба, почесал длиннющей ручищей под шляпой, затем взобрался на козлы к обер-егерю и о чем-то с ним тихонько заговорил. Казалось, что оба напевают на языке Долины, не употребляя согласных и рычащих звуков. Младшей почудилось, что примыкавшая справа дорога взбегала на холм, и там по ней двигалось что-то белое, но корявые стволы тут же заслонили обзор. Воздух становился все холоднее, ветер порывами залетал в узкие окна, принося чужие горькие запахи. Раз Младшей привиделось, что по прогалине кто-то бежит параллельно карете, а на толстой ветке она совершенно отчетливо разглядела повешенного со свесившейся набок головой. Охряно-желтый свет луны упал на мертвеца, и стало очевидно, что это совсем не человек, и даже не фомор, потому что у длиннорукого магистра рук было все-таки только две, никак не больше. Младшая ойкнула, хотела позвать Марию, но мертвец уже исчез в переплетении ветвей.

Мария качала головой и беззвучно что-то бормотала, то ли молилась, то ли ругалась. Раненую руку она держала в шерстяной перчатке. С первого этажа кареты не раздавалось ни звука, словно все спали, не кашлял даже дядя Эвальд.

Младшая облизала пересохшие губы. Ей стало казаться, что вот-вот, прямо в полутемном коридоре материализуется очередная нечисть, вроде вонючего Бескостого демона, и тут дядя Саня подергал ее за рукав.

Они вместе переместились к тому окошку, что располагалось на корме. Анке находиться тут совсем не хотелось, потому что, как раз под ногами, в «багажнике» ворочались бессонные горгульи. Людей они, очевидно, чуяли сквозь доски и раздраженно шипели, когда кто-то шел в уборную. Однако, выглянув в окно, Анка сразу забыла про горгулий, потому что...

— Воронка времени, — произнес сзади голос Бернара. — В точном переводе с языка Долины — омут времени.

Бернар переводил слова королевского поверенного. Анка обернулась. У окошка собралось все население второго этажа. В полумраке милорд Фрестакиллоуокер выглядел страшно, походя на клювастых обитателей клеток в багажнике. Его непропорционально большая, похожая на тыкву голова покачивалась на тонкой жилистой шее. Круглые, скошенные к носу, как у филина, глаза отливали зеленым, в цепких ручках пикси держал незнакомый прибор. Анка не понимала напевный, без единого согласного, язык Долины, но потихоньку научилась отличать его от других незнакомых наречий. Пикси что-то торопливо объяснял на этом языке Сане и Бернару, при этом вращал в руках устройство, напоминавшее одновременно музыкальную шкатулку, и старинные настенные часы, почему-то с шестью циферблатами. Циферблаты располагались по поверхности прибора самым хаотичным образом; кроме того, там имелись ручки, кнопочки и ручки для завода пружин. Агрегат потрескивал, позвякивал, тикал на разные лады и казался очень тяжелым.