Барон Унгерн. Даурский крестоносец или буддист с мечом - [98]
Некий Голубев (отметим, большой недоброжелатель Унгерна), служивший, по его словам, в Азиатской конной дивизии, отмечал в своих «Воспоминаниях»: «… Сам Унгерн был глубоко уверен в том, что великий князь Михаил Александрович не был убит в Перми, а действительно был увезен верными ему людьми на Восток. Дивизия также свято верила в существование великого князя, определив его местонахождение во Владивостоке, на японском броненосце. Унгерн уверял дивизию, что Михаил Александрович должен был прибыть в Монголию для принятия общего командования в наступлении на СССР…» (В данном случае ошибка мемуариста. СССР еще не существовало в мае 1921 г., когда было принято решение о наступлении в Сибирь. Речь, безусловно, идет о РСФСР. — А. Ж.)
Весна 1921 года ознаменовалась небывалым народным антибольшевицким восстанием в Сибири. Именно к этому времени коммунистическое насилие над населением достигло уровня произвола. Опубликованные ныне документальные свидетельства простых крестьян, казаков, сельских советских работников прямо указывают, что по преступности своих деяний и жестокости поведения коммунисты далеко превзошли все то, что полтора-два года тому назад здесь вершили колчаковские войска. «Неудивительно, — замечает омский историк В. А. Шулдяков, — что многие сибиряки почувствовали себя отчужденными от власти, угнетаемыми ею сверх всякой меры…» Именно коммунисты своими действиями предопределили и спровоцировали восстание, придав ему характер ожесточенной борьбы до конца — на уничтожение — под лозунгом, появившимся в разных очагах движения: «Победа или смерть!» Действительно, сибирское восстание 1921 года — пик участия сибирского казачества в Гражданской войне. «Никогда — ни до, ни после — не было у сибирских казаков такого отчаянного мужества», — указывает сибирский историк. Следует заметить, что поднялись сибирские казаки уже не только против продразверстки, материальных конфискаций, насаждения сельскохозяйственных коммун. Претензии их к новой власти были куда глубже и сильнее. Сибиряки восстали против самой античеловеческой сущности коммунистического режима, характерными чертами которого были подавление всяческого инакомыслия, атеистическое беснование, полное пренебрежение казачьими традициями и обычаями. В. А. Шулдяков справедливо указывает, что сибирская деревня «встала на защиту своих попранных человеческих прав. И один из лозунгов восстания, встречавшийся в разных его очагах, весьма показателен: «Долой коммунистическое рабство!»
В изданных ныне сборниках документов, посвященных крестьянскому антикоммунистическому сопротивлению в России — «Сибирская Вандея» (М., 2001) и «Советская деревня глазами ВЧК-ГПУ-НКВД» (М., 2000), в донесениях и политических сводках, составленных для Центра местными властями, приведены разнообразные воззвания и лозунги, под которыми выступали повстанцы. В тех казачьих станицах и деревнях, где было сильно влияние «стариков», восставшие выступали не просто «против Советов, евреев и коммунистов», а под «старорежимными» монархическими призывами: «Долой коммунистов, не нужно товарищей!», «Братцы, поддержите погоны!», «За Царя Михаила Александровича! «За Русь, за Веру, за Царя!». В идеологии восставших самым парадоксальным образом уживались «идеалы керенщины и самый закоренелый монархизм». В некоторых местах возобновилось титулование по чинам и ношение погон. Как отмечалось в «Инструкции Тюменского губкома РКП(б)», «в заговоре принимали участие колчаковские офицеры и разные подонки общества, целью которых было не только уничтожение коммунистов, но и всей советской власти и установление монархического строя. Листовки, распространяемые ими, провозглашали царство Михаила II». В селе Новозаимское Омутинского района восставшие крестьяне подняли черные знамена с надписями белыми буквами на них: «С нами Бог и Царь Михаил II». «В районе Кусеряка, — отмечалось в сводке советского командования, — захвачено трехцветное знамя с пунцовыми цветами, здесь и появилось требование привести князя Михаила Александровича к власти». Образовавшиеся штабы народных партизанских армий распространяли в своих приказах и воззваниях слухи о якобы грандиозных восстаниях в разных частях России под руководством известных казачьих предводителей, атаманов Анненкова и Семенова, говорили, что великий князь Николай Николаевич организовал стотысячную армию и идет повстанцам на помощь, рассказывали о «чудом спасшемся» императоре Николае II, передавали, что «царь Михаил» стоит с войсками на границе и «ждет сигнала»… Вот одна из типичных картин того времени, взятая из рассекреченного ныне отчета Пензенского губчека: «Учение секты (т. е. группы «стихийных, народных» монархистов. —А. Ж.) сводилось к тому, что без царя нет церкви, так как царь — помазанник Божий, а так как теперь нет помазанника Божия, следовательно, нет и церкви… По Писанщо должно быть проповедование Евангелия по всей земле, и это делалось за время царствования Романовых, теперь царя нет, но совершается тайна Божия. Настоящая советская власть есть антихрист, который имеет красное знамя называющееся драконом… свобода и война происходят по Писанию Божиему… Были вынесены заранее приготовленные флаги с монархическими и пасхальными лозунгами и рисунками Михаила Архангела, Николая II и митрополита Макария (Парвицкого, московского митрополита до марта 1917 г. —
Один из величайших ученых XX века Николай Вавилов мечтал покончить с голодом в мире, но в 1943 г. сам умер от голода в саратовской тюрьме. Пионер отечественной генетики, неутомимый и неунывающий охотник за растениями, стал жертвой идеологизации сталинской науки. Не пасовавший ни перед научными трудностями, ни перед сложнейшими экспедициями в самые дикие уголки Земли, Николай Вавилов не смог ничего противопоставить напору циничного демагога- конъюнктурщика Трофима Лысенко. Чистка генетиков отбросила отечественную науку на целое поколение назад и нанесла стране огромный вред. Воссоздавая историю того, как величайшая гуманитарная миссия привела Николая Вавилова к голодной смерти, Питер Прингл опирался на недавно открытые архивные документы, личную и официальную переписку, яркие отчеты об экспедициях, ранее не публиковавшиеся семейные письма и дневники, а также воспоминания очевидцев.
Более тридцати лет Елена Макарова рассказывает об истории гетто Терезин и курирует международные выставки, посвященные этой теме. На ее счету четырехтомное историческое исследование «Крепость над бездной», а также роман «Фридл» о судьбе художницы и педагога Фридл Дикер-Брандейс (1898–1944). Документальный роман «Путеводитель потерянных» органично продолжает эту многолетнюю работу. Основываясь на диалогах с бывшими узниками гетто и лагерей смерти, Макарова создает широкое историческое полотно жизни людей, которым заново приходилось учиться любить, доверять людям, думать, работать.
В ряду величайших сражений, в которых участвовала и победила наша страна, особое место занимает Сталинградская битва — коренной перелом в ходе Второй мировой войны. Среди литературы, посвященной этой великой победе, выделяются воспоминания ее участников — от маршалов и генералов до солдат. В этих мемуарах есть лишь один недостаток — авторы почти ничего не пишут о себе. Вы не найдете у них слов и оценок того, каков был их личный вклад в победу над врагом, какого колоссального напряжения и сил стоила им война.
Франсиско Гойя-и-Лусьентес (1746–1828) — художник, чье имя неотделимо от бурной эпохи революционных потрясений, от надежд и разочарований его современников. Его биография, написанная известным искусствоведом Александром Якимовичем, включает в себя анекдоты, интермедии, научные гипотезы, субъективные догадки и другие попытки приблизиться к волнующим, пугающим и удивительным смыслам картин великого мастера живописи и графики. Читатель встретит здесь близких друзей Гойи, его единомышленников, антагонистов, почитателей и соперников.
Автобиография выдающегося немецкого философа Соломона Маймона (1753–1800) является поистине уникальным сочинением, которому, по общему мнению исследователей, нет равных в европейской мемуарной литературе второй половины XVIII в. Проделав самостоятельный путь из польского местечка до Берлина, от подающего великие надежды молодого талмудиста до философа, сподвижника Иоганна Фихте и Иммануила Канта, Маймон оставил, помимо большого философского наследия, удивительные воспоминания, которые не только стали важнейшим документом в изучении быта и нравов Польши и евреев Восточной Европы, но и являются без преувеличения гимном Просвещению и силе человеческого духа.Данной «Автобиографией» открывается книжная серия «Наследие Соломона Маймона», цель которой — ознакомление русскоязычных читателей с его творчеством.
Фамилия Чемберлен известна у нас почти всем благодаря популярному в 1920-е годы флешмобу «Наш ответ Чемберлену!», ставшему поговоркой (кому и за что требовался ответ, читатель узнает по ходу повествования). В книге речь идет о младшем из знаменитой династии Чемберленов — Невилле (1869–1940), которому удалось взойти на вершину власти Британской империи — стать премьер-министром. Именно этот Чемберлен, получивший прозвище «Джентльмен с зонтиком», трижды летал к Гитлеру в сентябре 1938 года и по сути убедил его подписать Мюнхенское соглашение, полагая при этом, что гарантирует «мир для нашего поколения».
Маршал Говоров был одним из видных военачальников Советского Союза. Судьба маршала была яркой и удивительной. Недолгая служба в белой армии и затем блестящая карьера в Красной армии, преподавательская деятельность и, наконец, успешное командование в годы Великой Отечественной войны армией и фронтами принесли Л. А. Говорову звание Маршала Советского Союза.Войска под командованием Л.А. Говорова отличились при обороне Москвы, деблокаде Ленинграда, освобождении Эстонии и принудили Финляндию к выходу из войны.Книга В.Л.
Маршал Б.М. Шапошников был одним из немногих офицеров царской армии, дослужившихся до высоких постов в Красной армии. Занимая должность начальника Генерального штаба РККА, он пользовался большим доверием И.В. Сталина, был автором многочисленных статей по теории военного искусства.Воспоминания Б.М. Шапошникова рассказывают читателям о службе в Русской императорской армии. Автор детально отображает карьеру офицера в дореволюционной России, описывает все стадии прохождения службы и обучения в Академии Генерального штаба, размышляет о кровопролитных боях Первой мировой войны.
Выходец из семьи кулака, табельщик по приемке леса, фейерверкер русской армии, «комиссар с командирской жилкой», «мастер окружений», «солдатский маршал» Иван Степанович Конев в годы Великой Отечественной войны принимал участие в крупнейших битвах и сражениях. Под Смоленском, Москвой и Ржевом, на Курской дуге и украинской земле, в Румынии и на берлинском направлении он проявил высокие полководческие качества. Конечно, были и неудачи, два раза на него обрушивался гнев Верховного Главнокомандующего И.В.
Генерал Яков Александрович Слащов (1885–1929), герой обороны Крыма зимой 1919–1920 гг., был знаменит не только своей храбростью, его воинское мастерство было высоко оценено современниками. За успехи при обороне Крымского полуострова главнокомандующий Русской армией присвоил ему своим приказом право именоваться Слащовым-Крымским, а позже он стал одним из личных врагов генерала Врангеля. Поступки генерала Слащова многим казались эксцентричными и труднообъяснимыми. Одним из самых загадочных поступков стало возвращение генерала в Советскую Россию из эмиграции. На страницах своих воспоминаний генерал рассказывает читателям о своем участии в Гражданской войне, конфликте с генералом Врангелем и о своем возвращении на Родину.