Барон по призванию. Путь дворянина - [3]

Однако в один день благополучию пришел конец. Рейнер занимался с Эдгаром, когда к нему пришел отец Адлер и показал свиток пергамента с королевской печатью. Объявлен общий сбор. Один из герцогов восстал против короля, так что правитель собирал армию для уничтожения мятежников. Рейнер вынужден был покинуть любимую жену и сына и отправиться в поход вместе со своим отцом и шестьюдесятью солдатами.

Рейнер не мог понять, почему обязательно общаться с помощью меча и топора, если у человека есть язык, а отец отвечал, что королю виднее, стоит ли решать тот или иной вопрос с помощью диалога или пора взяться за оружие. А потом посоветовал сыну не лезть в дела высших чинов. Ту мудрость молодой человек не принял – он предпочитал думать своей головой.

Наконец небольшое войско под знаменами Северинов отправилось на восток и через полдня пути встретило основные силы союзников, а уже на следующий, еще до полудня, столкнулось с мятежниками.

Первая битва – всегда самая страшная. Сначала все шло достаточно хорошо, как по учебнику: солдаты держали строй, менялись местами, когда кто-то из первых шеренг выдыхался, и поддерживали железную дисциплину, но внезапно ситуация перевернулась с ног на голову. Отряд Рея был атакован из засады группой лучников, прячущихся в лесу. В первые же мгновения несколько солдат упали за землю, строй прорвали, лошади рыцарей испугались и начали беспорядочно шарахаться, вставая на дыбы. Постепенно замешательство превратилось в панику, подстегиваемую все новыми и новыми волнами стрел. Ряды выходцев из Хохмауэра таяли, люди валились в грязь под копыта коней один за другим, и сквозь затуманивающий глаза страх Рейнер вдруг увидел, как его отец безжизненно повис в седле, получив стрелу в глаз.

Подкрепление пришло очень скоро: люди другого барона обошли лучников с фланга и прижали врагов прямо среди деревьев, но Хохмауэр все равно понес потери. Когда бой закончился, от войска Рейнера осталось немногим больше трети. Мятежников разбили наголову, а восставшего герцога ждала плаха.

Внезапно из-за горизонта показался всадник. Еще издалека Рей узнал его: это был один из слуг, оставшихся дома, он принес скверную весть.

Оплакивать отца не осталось времени: Рейнер помчался к своему замку во весь опор, не жалея лошадей и вымотанных вояк, а когда в вечерних сумерках показался Хохмауэр, сердце забилось еще сильнее. Крепость горела.

Рейнер на полном скаку влетел в распахнутые ворота и сразу увидел, что внутри хозяйничают солдаты в обмундировании тех же цветов, что и люди восставшего против короны герцога. Двое из них тыкали клинками одного из стражников, тщетно пытающегося защититься обломанным мечом, где-то в доме непрерывно кричала и просила о пощаде женщина, у самых ворот лежал мальчик с рублеными ранами на груди и лице.

Барон спешился и достал меч. Гнев его вспыхнул адским пламенем, разум затуманился, а руки сами поднимали и опускали оружие, отсекая головы и конечности встречных врагов.

Когда Рей добрался до спальни Эдгара, то сразу заметил, что дверь открыта. Свет факела проскользнул в дверной проем, рассеивая мрак, и осветил изуродованное тело жены в разорванном платье, с неестественно вывернутой рукой. Она лежала ничком, отвернув лицо к стене.

Сына барон нашел позже под окном башни – разбившегося, но с окровавленным мечом в руках. Мальчик боролся до последнего и наверняка забрал кого-то из нападавших с собой. Не отступил, несмотря на то что враг был старше и сильнее его.

С тех пор Рейнер изменился. Он ушел в себя, стал замкнутым, молчаливым и апатичным, но переживать утрату ему пришлось в седле. Новая беда не позволила вдовцу удариться в долгую скорбь: королевство Брейтфельдер прознало о междоусобицах и решило, что внутренние склоки ослабили Фестунг, а значит, самое время напасть. Так последний представитель династии ушел еще дальше от родных земель – на войну с брейтфами. Рейнер сражался отважно и самоотверженно, но теперь не за короля. Просто чтобы выместить злость и попытаться заполнить сосущую пустоту в сердце, а может, и умереть, как подобает. Но из каждой битвы он выходил живым, и каждый раз командиры уводили войска все дальше и дальше. Прошел год, потом второй. Рейнер стал тверже, сдержаннее. Вид крови уже не пугал его, а сердце застыло кристаллом скорби.

Последнее сражение той войны стало самым жарким и самым значимым для Рейнера: так вышло, что его отряд снова был вынужден отделиться от общего войска прямо во время битвы и отправиться на помощь другому командиру, налетевшему на брейтфов. Началась сеча. На Рейнера напали сразу три копейщика. Бросив древковое оружие, он спешился, достал меч и хладнокровно зарубил всех. Оглядевшись, увидел человека, возвышающегося на лошади за пешим вражьим строем. Благоразумие покинуло барона. Он поднял копье одного из павших противников, прорвался сквозь рассыпавшийся строй врага и с разбега воткнул копье в шею лошади командира. Животное встало на дыбы и упало. Недолго думая, Рей отрубил голову обездвиженному всаднику. Противник отступил.

И вот, наконец, кровопролитие завершилось. Границы не сдвинулись ни на фут, а армию распустили. Но теперь Рейнеру незачем было возвращаться домой, потому что никто его там не ждал. Он записался в регулярную армию короля Бруно Манаэля и ходил под знаменами в качестве кутилье, став со временем жандармом.