Барон Николай Корф. Его жизнь и общественная деятельность - [12]

Но общественная деятельность барона Корфа характерно определилась лишь с введением земских учреждений. Само осуществление земских собраний и управ, введение судебной реформы и вся последующая организация земства происходили при непосредственном и очень деятельном его участии как гласного александровского уездного земства и екатеринославского губернского. На первых же порах земской деятельности мы видим барона Корфа в роли секретаря земских собраний, члена ревизионной комиссии, почетного мирового судьи, а затем и председателя мирового съезда. Достаточно заглянуть в земские журналы той поры, чтобы убедиться, что на каждом из этих постов общественного служения барон Корф был на высоте оказываемого ему доверия. В новом и обширном земском хозяйстве и «мировом» институте он проявил ясное понимание дела и глубокое знание как бытовой жизни, так и узаконений. Как это видно, например, из «Воспоминаний» покойного Гнедина, также бывшего земским гласным, с момента первых выборов земских гласных и во всю последующую земскую деятельность барон Корф был одним из главных руководителей и заправил во всем местном земском хозяйстве. На каждом из постов почетного общественного служения он проявлял замечательную энергию и просвещенное руководство – с широким и возвышенным общественным взглядом.

Такая роль барона Корфа как выдающегося земского работника чувствовалась и признавалась не только в рамках уездного, но и губернского земского хозяйства, как об этом можно судить, между прочим, по следующему факту. Осенью 1867 года барон Корф, заваленный делами по своим прямым обязанностям в александровском уездном земстве, не предполагал быть на очередном земском екатеринославском губернском собрании. Узнав об этом, собравшиеся губернские гласные с председателем собрания во главе, послали ему «по эстафете» следующее знаменательное коллективное приглашение:

«С особенным прискорбием узнали мы, что вы не предполагаете быть в настоящем земском собрании. Уважая вас как одного из первых и полезнейших деятелей нашего губернского земства, мы высоко ценим оказанные уже вами услуги земскому делу, дорожим вашим образованным направлением, любим вас как благороднейшего человека и, при такой душевной расположенности, решаемся послать вам это письмо по эстафете и усерднейше просить вас не лишать нас удовольствия иметь вас нашим полезнейшим сотрудником и в настоящую сессию. Позволяем себе надеяться, что вы, настолько любя земское дело, примете к сердцу нашу просьбу и не откажете исполнить ее к общему нашему удовольствию».

Так высоко ценило губернское земство барона Корфа и его заслуги уже на втором году открытия деятельности земских учреждений, когда только что начиналась и не успела еще вполне определиться педагогическая его деятельность, в которой он был поистине велик и незаменим. Даже и теперь, когда русская народная школа имеет более чем четвертьвековую историю как нормированное, регулярное учебное заведение, дело народного образования все еще продолжает быть предметом бесконечных споров, сомнений, колебаний и ошибок, нередко крайне грубых и прискорбных. Представьте же себе ту пору, когда барон Корф как земский гласный и член александровского уездного училищного совета, им же, строго говоря, организованного и руководимого, впервые выступил в роли организатора народных школ в своем родном уезде. Ни идеи и чего-либо типа народной школы, ни руководств и учителей, ни порядка административного управления и заведования школами – словом, ровно ничего не было. Все это приходилось создавать барону Корфу с начала, прокладывать путь «по целине», и он проявил в этом отношении высокое творчество, обнаружил огромный организаторский талант, заставив притом обратить всеобщее внимание на свою выдающуюся созидательную деятельность в провинциальном захолустье.

С отроческих лет чувствуя влечение к педагогической деятельности, основательно – как мы знаем уже – подготовленный теоретически и практически в этом отношении десятилетнею самостоятельною работою, барон Н. А. Корф избрал для себя не общепедагогическую деятельность, а специально народное образование как область совсем новую, непочатую, остававшуюся в полном забвении, если не пренебрежении. Горячо и искренно сочувствуя делу освобождения крестьян, он как человек глубоко просвещенный ясно понимал, что великий акт юридического освобождения крестьян может возыметь должную силу в жизни в том лишь случае, если он будет дополнен освобождением народа от вековечной тьмы безграмотности, т. е. его образованием. Этой великой гражданской работе всецело посвятил барон Корф всю свою последующую жизнь.

Теперь так любят некоторые ссылаться на то, что было до введения земских учреждений; есть даже охотники возводить чуть не в «перл создания» первобытную русскую школу как какую-то будто бы «самобытную нашу школу», противопоставляя ее «немецкой», под которой подразумевается всякая вообще разумно поставленная школа, удовлетворяющая рациональным требованиям образования и воспитания. Сошлемся же и мы на это «былое» – во избежание недомолвок.