Барон и рыбы - [87]

Барон, отнюдь не считающий уловку такой уж примитивной, все качал головой, пока они проезжали грохочущий под копытами мост. Он недоверчиво покосился на зияющую черную дыру, из которой некогда лилась кипящая смола, а теперь висели клочья серой паутины, и почувствовал внезапно страстное желание остановить мирно шагающего мула и подумать как следует, не лучше ли положиться на здравый смысл проводника и не отправиться ли к Мюллер-Штауфену отведать в компании его хористок вкуснейшей форели, пока старая провидица передает ноты хозяевам замка. Да было уже поздно. Откуда-то сбоку вынырнул облаченный в ливрею вырезыватель силуэтов. Огромным ключом он силился открыть ворота, сложную конструкцию из обитых жестью балок. Наконец они со скрипом подались.

Замок оказался совершенно романтически запущенным. В плане он напоминал челюсть, единственным зубом которой была башня. Эта часть представляла собой ухоженные руины и бесполезные развалины, служившие задником и кулисами для очаровательного садика. Прелестнейшие дети природы счастливо сочетались там с останками мужественного прошлого: старательно освобожденные от сорняков остатки стен отделяли чистенькие цветочные клумбы и грядки с целебными травами от подстриженных газонов, цветущий кустарник скрывал своды, на неуклюжие колонны опирались шток-розы, а восхитительно петляющие дорожки вели меж сирени и боярышника к тенистым уголкам, где стояла белая садовая мебель и скучали мраморные богини в более чем скромных одеяниях. Симон был очарован. Он спешился и погрузился в созерцание нимфы, удивительно похожей на одну из незнакомых кузин, она лукаво улыбалась с каменного пьедестала. Теано пришло в голову то же самое, она взяла Симона за руку и с нарочитой веселостью потянула за собой.

— Бывший замковый колодец, — пояснил вырезыватель силуэтов барону, заинтересованно остановившемуся перед круглым бассейном, где среди кувшинок резвились сверкающие золотые рыбки. — Пробит в скале двумястами пленными маврами. Он очень глубокий.

— Тут хозяева купаются в полнолуние, — добавила г-жа Сампротти. — Считается, что золотые рыбки сообщают воде укрепляющие и даже омолаживающие свойства.

— Древнейшее суеверие, — подтвердил барон. — Не зря и в наши дни все так любят пластмассовых рыбок в ванне. А карпы — наиболее чтимый символ плодовитости.

— Барон, прошу вас, здесь Теано!

— Пардон.

***

Обитаемой была северная часть замка, представлявшая собой несколько примыкавших друг к другу островерхих зданий с пленительным, чуть монастырским двором в середине. Попасть во двор можно было только поднявшись по высокой парадной лестнице и пройдя недлинным коридором. Поэтому барон и Саломе Сампротти тоже спешились и отдали поводья вырезывателю силуэтов, привязавшему животных к решетке подвального окна.

Во внутреннем дворе на каменной скамье сидело товарищество по облагораживанию металлов и кормило мохноногих голубей, с воркованием расхаживающих вокруг. Когда гости показались под украшенной гербом аркой и Симон приветствовал идиллию благовоспитанно-сдержанным возгласом восторга, троица хозяев поднялась и широким фронтом двинулась им навстречу. Они были в широких, похожих на рясы одеяниях и с пушистыми мягкими бородами, достигавшими пояса и завивавшимися серебряными локонами вокруг шелковых шнуров, перехватывавших тонкую коричневую шерсть ряс, со скрещенными на груди руками и спрятанными в рукавах на монашеский манер пальцами. Первый справа был очень высоким, массивным и рыжим, второй — маленьким, толстым и лысым, третий — тоже очень высоким, но тощим, с волосами, как сухой мох, и с носом крючком. Саломе Сампротти представила их: Томас О'Найн, Гиацинт ле Корфек и Максим Фанфус, барон фон Тульпенберг — ирландец, бретонец и рейнландец.

— Это, стало быть, знаменитый д-р Айбель, — удовлетворенно произнес Гиацинт ле Корфек.

— Откуда вы меня знаете? — удивился Симон.

— Лично пока не имели удовольствия, — ответил за ле Корфека высокий Томас О'Найн, — но несколько месяцев назад, по поручению г-жи Сампротти, мы сделали для вас амулет. Надеюсь, он пригодился?

— Да уж, — хмуро отвечала Саломе Сампротти.

Гиацинт ле Корфек рассматривал Симона в лорнет со странно поблескивавшими зелеными стеклами.

— Разрази меня гром, — начал было он, но Саломе Сампротти сердито взглянула на него, приложив к губам палец.

— Не в родстве ли вы с Арпадом Тульпенбергом, наследным сокольничьим Манхартсберга, что еще три года назад был президентом Зеленого Креста?^{145} — осведомился барон.

— Да, но в дальнем, — холодно ответил тощий Тульпенберг. — Я имел честь платить его долги. Надеюсь, он считает, что я умер.

Барон принужденно замолчал. Австрийский Тульпенберг был всем известным попрошайкой.

— Господа, мы прибыли вовсе не с визитом вежливости, — прервала Саломе Сампротти воцарившееся молчание. — Я кое-что привезла вам, благодаря любезности нашего барона, по дружбе предоставившего в мое распоряжение уникальный документ. Вы ведь по-прежнему занимаетесь пифагорейской наукой?

Все трое разом ухватилась за бороды и польщенно заулыбалась.

— Говорите прямо, любезнейшая г-жа Сампротти, — ободрил Томас О'Найн ясновидящую, которая многозначительно похлопывала по своей крокодиловой сумке.