Барон и рыбы - [26]
— Я не сомневаюсь в ценности твоей коллекции, но меня интересуют размеры твоего состояния, доступного пониманию таких дилетантов, как мы. От этого будет зависеть, сможем ли мы — в случае соответствующего вознаграждения (например, по завещанию) — принять меры по его возвращению.
Барон лишился дара речи. Он бросил на лэрда презрительный взгляд, которого тот, слишком увлеченный собой и своим достоинством, по счастью, не заметил.
— Стало быть, придется платить, — горько констатировал барон.
— Разумеется. Оправдывает лишь успех — и сейчас, и перед лицом вечности. Но мы не живодеры, и я уверен, что мы придем к решению, удовлетворяющему и нас, и тебя. Учти, как велик риск в скользком деле, за которое мы беремся. Поистине, нам должно взвесить все с ювелирной точностью.
Лэрду самому понравилось, как он это завернул, он весело рассмеялся. Барон же мрачно рассматривал фаллическую затычку бочки и теребил шнурок от пенсне.
— Итак, Элиас, — повторил лэрд, — какова ставка?
— Хорошо. — Барон тяжко вздохнул. — Конечно, с точностью до фунта я вам этого сказать не могу, но и по мировым стандартам я был богатым человеком. Наличность моя составляла приблизительно три миллиона гульденов, еще одиннадцать миллионов в ценных бумагах и акциях. Знаменитое ожерелье «Cor fulgens»[8] из бриллиантов в шестьдесят восемь каратов; украшенное рубином в сорок девять каратов «Gloria sanguinis»[9] принадлежит, правда, на правах майората пока еще моему дяде Станисласу, но хранилось оно в сейфе венского банка и было конфисковано вместе со всем моим состоянием. Матушка была в нем на своей свадьбе. Кто думал тогда о выдрах! Кроме дворца в Вене, где я разместил свое основное собрание, имелся еще замок моего дяди Карла Антона Нидертрум с коллекцией живописи, охотничий замок Глурренбах в Штирии, поместье Шларпфенберг в Вальдфиртеле и — по смерти тетки моей Айффельгейм — вилла «Диана» в Ишле. Разумеется, эта недвижимость также имеет большую стоимость. У меня только и осталось, что маленькое поместье в Тоскане из наследства Мочениго, сданные в аренду земли в предгорьях Альп да около двух с половиной миллионов швейцарских франков в базельском банке Кегели и Шнурха.
— Так ты все еще богат, Элиас. Но ты не должен делать из сказанного мною ранее того вывода, что мы бросили бы тебя в беде, если бы это оказалось не так. Тебя всегда ждут крыша над головой и миска хагиса. А по причине близкого кровного родства мы к тому же предлагаем тебе условия, которые в любом другом месте назвали бы самоубийственными: четверть расходов по операции ты возместишь сейчас, три же четверти — после того, как она удастся, а что касается остального, так ты сделаешь нас своими наследниками. Идет?
Барон услышал, как за спиной у него заскрипела дверь, обернулся и увидел на пороге Симона в сопровождении двух факелоносцев. На миг ему почудилось, что его секретаря окружает сияющий ореол, сетка красно-оранжевых лучей, обнимающая его с головы до ног, и он совершенно позабыл ответить лэрду, а только удивленно глазел на поразительное явление.
— Так как? — настаивал на своем лэрд.
Разумеется, это просто отблеск факелов. Спутники Симона отошли в сторону, и сияющий ореол померк. Барон сердито стукнул стальным наконечником нарваловой трости по каменному надгробию, на котором стоял.
— Чтобы ответить, мне нужно прежде знать, что вы намерены сделать для меня, — холодно отвечал он лэрду. — Если вы просто имеете в виду направить письмо австрийскому правительству, так я нахожу цену завышенной даже в случае успеха.
— Хороший ответ, Элиас, — признал лэрд. — Какие меры против Австрии вы рассмотрели?
Гол Маккилли поднял свой железный крючок. Он начал: «Фергюс спросил моего мнения, я же располагаю известным опытом касательно юго-восточной Европы. Я твердо уверен, что переговоры в данном случае не имеют абсолютно никакого смысла. При стремительно прогрессирующей в последние года балканизации>{60} Австрии я решительно предостерегаю от подобного образа действий: уж слишком много пришлось бы давать взяток. Угрозы я тоже считаю бессмысленными, поскольку в нынешней ситуации они настроят против нас как правительство, так и оппозицию. Было бы неумно настроить против себя больше народу, чем нужно. Стало быть, остается только прямое вмешательство. Прежде всего я имею в виду репрессии, но ничего подходящего мне на ум не приходит. Например, весьма недальновидно было бы захватить те несколько австрийских корыт, что плавают по морям. И потом, куда девать добычу? По соображениям какой-то гуманности МАСП в последнее время очень настроено против потоплений. И все, что можно бы предпринять против этой самой Австрии, существенно осложняется тем, что она далеко от моря и со всех сторон защищена соседями, на поддержку которых нам вряд ли приходится рассчитывать».
Гол Маккилли уселся обратно на саркофаг своего деда. Лэрд задумчиво поглаживал бороду.
Следующим слово взял Тимоти Маккилли, в прошлом табачный магнат из Виргинии, увидевший Киллекилликранк только в прошлом году и вызывавший иногда неприязнь своими американскими манерами. Он предложил систематически похищать в третьих странах австрийских дипломатов и не выдавать их до тех пор, пока австрийское правительство не возвратит состояние Кройц-Квергейма. Барон возразил на это, что такого рода устранение начальства будет лишь приветствоваться толпами ожидающих повышения, и таким способом только увеличится сбыт в императорском министерстве иностранных дел: в подобных ситуациях дипломаты ведут себя как лемминги
В романе "Время ангелов" (1962) не существует расстояний и границ. Горные хребты водуазского края становятся ледяными крыльями ангелов, поддерживающих скуфью-небо. Плеск волн сливается с мерным шумом их мощных крыльев. Ангелы, бросающиеся в озеро Леман, руки вперед, рот открыт от испуга, видны в лучах заката. Листья кружатся на деревенской улице не от дуновения ветра, а вокруг палочки в ангельских руках. Благоухает трава, растущая между огромными валунами. Траектории полета ос и стрекоз сопоставимы с эллипсами и кругами движения далеких планет.
Какова природа удовольствия? Стоит ли поддаваться страсти? Грешно ли наслаждаться пороком, и что есть добро, если все захватывающие и увлекательные вещи проходят по разряду зла? В исповеди «О моем падении» (1939) Марсель Жуандо размышлял о любви, которую общество считает предосудительной. Тогда он называл себя «грешником», но вскоре его взгляд на то, что приносит наслаждение, изменился. «Для меня зачастую нет разницы между людьми и деревьями. Нежнее, чем к фруктам, свисающим с ветвей, я отношусь лишь к тем, что раскачиваются над моим Желанием».
«Песчаный берег за Торресалинасом с многочисленными лодками, вытащенными на сушу, служил местом сборища для всего хуторского люда. Растянувшиеся на животе ребятишки играли в карты под тенью судов. Старики покуривали глиняные трубки привезенные из Алжира, и разговаривали о рыбной ловле или о чудных путешествиях, предпринимавшихся в прежние времена в Гибралтар или на берег Африки прежде, чем дьяволу взбрело в голову изобрести то, что называется табачною таможнею…
Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.
Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.
Петер Розай (р. 1946) — одна из значительных фигур современной австрийской литературы, автор более пятнадцати романов: «Кем был Эдгар Аллан?» (1977), «Отсюда — туда» (1978, рус. пер. 1982), «Мужчина & женщина» (1984, рус. пер. 1994), «15 000 душ» (1985, рус. пер. 2006), «Персона» (1995), «Глобалисты» (2014), нескольких сборников рассказов: «Этюд о мире без людей. — Этюд о путешествии без цели» (1993), путевых очерков: «Петербург — Париж — Токио» (2000).Роман «Вена Metropolis» (2005) — путешествие во времени (вторая половина XX века), в пространстве (Вена, столица Австрии) и в судьбах населяющих этот мир людей: лицо города складывается из мозаики «обыкновенных» историй, проступает в переплетении обыденных жизненных путей персонажей, «ограниченных сроком» своих чувств, стремлений, своего земного бытия.
Джинни Эбнер (р. 1918) — известная австрийская писательница, автор романов ("В черном и белом", 1964; "Звуки флейты", 1980 и др.), сборников рассказов и поэтических книг — вошла в литературу Австрии в послевоенные годы.В этой повести тигр, как символ рока, жестокой судьбы и звериного в человеке, внезапно врывается в жизнь простых людей, разрушает обыденность их существования в клетке — "в плену и под защитой" внешних и внутренних ограничений.
Роман известного австрийского писателя Герхарда Рота «Тихий Океан» (1980) сочетает в себе черты идиллии, детектива и загадочной истории. Сельское уединение, безмятежные леса и долины, среди которых стремится затеряться герой, преуспевающий столичный врач, оставивший практику в городе, скрывают мрачные, зловещие тайны. В идиллической деревне царят жестокие нравы, а ее обитатели постепенно начинают напоминать герою жутковатых персонажей картин Брейгеля. Впрочем, так ли уж отличается от них сам герой, и что заставило его сбежать из столицы?..
Марлен Хаусхофер (1920–1970) по праву принадлежит одно из ведущих мест в литературе послевоенной Австрии. Русским читателям ее творчество до настоящего времени было практически неизвестно. Главные произведения М. Хаусхофер — повесть «Приключения кота Бартля» (1964), романы «Потайная дверь» (1957), «Мансарда» (1969). Вершина творчества писательницы — роман-антиутопия «Стена» (1963), записки безымянной женщины, продолжающей жить после конца света, был удостоен премии имени Артура Шницлера.