Барков - [59]

В примечаниях к сатирам Барков явился настоящим просветителем. Он стремился приблизить тексты римского поэта к русскому читателю, помочь ему осмыслить реалии далекой от него римской жизни. На этом трудном пути Барков обращался к мудрости русского народа, к русским пословицам, которыми, следуя в данном случае за Антиохом Кантемиром, обильно насыщал свои примечания. Тому можно привести множество примеров. Так, к стиху «Мастьми душист Руффил, козлу Горгонский брат» он дал следующее пояснение: «То есть, хотя люди в прихотях между собою не сходствуют, но как того, так и другого обычаи порочны. То же почти изъясняет наша пословица: Горшок котлу насмехается, а оба черны»^[275]. Стих «Голодный черствые готов жевать куски» сопровождается таким примечанием: «Голодному черствый хлеб вместо калача кажется, по пословице: голодный волк и завертки рвет»^[276]. (Бедный Барков! И ему, голодному, часто черствый хлеб калачом казался.) Стих «Ездою Кастор, брат боями веселится» поясняется так: «Сим отличаются разные склонности людей, как у нас говорят просто: Иной любит попа, а другой попадью, или всякий молодец на свой образец»^[277].

Отметив, что подобные примечания не случайность, они имеют принципиальный характер, Г. П. Макогоненко пишет:

«Расположенные под стихами, эти примечания иногда занимают треть или половину страницы, приобретая некоторую самостоятельность. Щедро вводимые пословицы не только приближали содержание сатир к русской жизни, но и служили образцом, эталоном простоты слога, ясности синтаксического построения фразы, афористичности стиля»^[278].

В данном случае принципиально важно новаторство Баркова, на которое обратил внимание исследователь:

«Интерес к пословицам будут проявлять писатели-разночинцы и просветители. В конце 60-х годов Чулков свою прозу-роман „Пригожая повариха“ и новеллы, напечатанные в журнале „И то и се“ будет насыщать пословицами. Пословицы вернутся в комическую оперу. В 1769 году Курганов напечатает в письмовнике собрание пословиц. Фонвизин и Новиков в своей работе по созданию нового слога будут сознательно опираться на эстетический и стилистический опыт пословиц. Раньше всех в 60-е годы это начал делать Барков в примечаниях к сатирам Горация»^[279].

Перед переводами сатир Барков поместил написанное им житие Горация, биографический очерк. Каждый автор, которому приходилось писать биографические статьи для энциклопедий, знает, какая это трудная задача — кратко рассказать о своем герое, сообщить не только наиболее важные биографические сведения, но и дать представление о его творчестве. Барков с этой задачей прекрасно справился. Он написал о Горации, его жизни и сочинениях настолько кратко и вместе с тем содержательно, что трудно удержаться от соблазна и не привести текст Баркова почти полностью.

Итак — «Житие Квинта Горация Флакка»:

«Квинт Гораций Флакк родился в Венузие, пограничном городе в Апулии и Лукании. Отец его был раб, пущенный на волю, как об нем сам сатирик во многих местах упоминает. Незнатность рода, которую многие из римских вельмож в укоризну ему вменяли, была Горация почти главною причиною писать сатиры, в коих он наиболее всего доказывает, что прямое благородство состоит не в знатности и древности предков и не в великом достоинстве, но единственно в добродетели, которой знатные римские вельможи для безмерной роскоши весьма мало последовали. Изъявляя их пороки, приписывает он особливыя похвалы благодетелю своему Меценату, который по Виргилиеву и Варневу старанию содержал Горация в отменной любви и милости, как пишет в сатире:

Мне не фортуна в том свою явила службу,

Что в милость Меценат меня принял и дружбу;

Виргилий с Варнем к тому открыли след,

И кто я, все о мне сказали наперед.

Посредственный достаток отца его, который он получал от збору за продаваемыя с молотка вещи денег, был некоторым побуждением к тому, что не хотел он беднаго своего состояния сделать участником и преемником по себе Горация, но с молодых лет он отвел его в Рим для Наук, где он весьма малым иждивением обучившись недостаток отца своего наградил разумом. Философии учился в Афинах, и между последователями Епикуровыми первым почитался, коих учение потом пренебрег. Вскоре после того пришел он в милость у Брута, при котором во время происходившей в Риме войны служил Трибуном воинским, а будучи взят в плен Цесарем Августом по получении победы для Меценатова предстательства освобожден. За сие благодарение Гораций в стихотворных своих сочинениях весьма чувствительно изъявляет благодарность и почтение свое Меценату и Августу, коим он для дружества Меценатова напоследок также любим был.

Хотя был росту малого, но дебел телом, и при том подслеп, каким сам себя в сатире описывает. Невоздержание его в сластолюбии довольно познать можно из сочиненных им к разным любовницам своим песен. Нравом был гневлив и непостоянен, как оное видно из сатиры седьмой, книги второй, в коей слуга обличает легкомысленные поступки своего господина; ибо Гораций иное оказывал делом, нежели что говорил словами. Из разных его стихотворений за наилучшее почесть можно сатиры или беседы и письма, в коих по большей части строгое философское нравоучение заключается, а особливо там, где хотя язвительным и забавным слогом, но впрочем сильными доводами и примерами Стоиков и Епикурово учение опровергает. <…> Умер пятидесяти девяти лет, и погребен в Эквилах, возле Меценатова гроба»