Барков - [27]
Державин — младший современник Баркова, ставший, пожалуй, самым знаменитым поэтом XVIII века. И, быть может, именно его поэтическое творчество и государственная служба (а он был и губернатором, и сенатором, и министром юстиции, и, как уже было сказано, секретарем императрицы) наиболее ярко отражают сложные драматические отношения поэта и власти в XVIII веке, «столетье безумном и мудром». Но и старшие современники Баркова, поэты, которых он знал, с которыми встречался, так или иначе, каждый по-своему, на себе испытали «гнет власти роковой».
Тредиаковский был унижен ползаньем на коленях перед Анной Иоанновной во время поднесения ей оды или похвального слова, претерпевая не только унижения, но и побои сильных мира сего. Екатерина II превратила его в посмешище, заставляя своих придворных в качестве наказания за какую-либо оплошность читать вслух страницу из поэмы Тредиаковского «Телемахида» или же выучить отрывок из нее наизусть.
Ломоносов — этот, по словам В. Г. Белинского, Петр Великий русской литературы, единственный универсальный гений в русской науке и культуре, — вынужден был сочинять стихи для фейерверков, украшающих царские праздники, писать дежурные хвалебные оды по случаю восхождения на трон очередного царя и царицы. Звание академика, чин статского советника, наконец, слава не избавляли его от необходимости защищать свое личное достоинство. Заметив, что «Ломоносов наполнил торжественные оды свои высокопарною хвалою», Пушкин далее писал: «но зато умел он за себя постоять и не дорожил ни покровительством своих меценатов, ни своим благосостоянием, когда дело шло о его чести или о торжестве его любимых идей» (VII, 196). В дневнике Пушкина 1834 года есть такая запись: «Государю неугодно было, что о своем камер-юнкерстве отзывался я не с умилением и благодарностью. Но я могу быть подданным, даже рабом, но холопом и шутом не буду и у царя небесного» (VIII, 38). Здесь Пушкин по памяти цитирует письмо Ломоносова к И. И. Шувалову от 19 января 1761 года: «Не токмо у стола знатных господ, или у каких земных владетелей дураком (то есть шутом. — Н. М.) быть не хочу, но ниже у самого Господа Бога, который мне дал смысл, пока разве отнимет»>[116].
«Сумароков, — писал Пушкин, — был шутом у всех тогдашних вельмож: у Шувалова, у Панина; его дразнили, подстрекали и забавлялись его выходками» (VII, 195). Заслуги придворного поэта, директора императорских театров не помешали Сумарокову умереть в нищете и забвении.
Как же у Баркова складывались отношения с властью? Был ли он, сын безвестного священника, вхож в дворцовые покои? Жаловали ли его царь и царица? И как и что он написал о них и близких к ним вельможах в своих стихах?
Баркову было поручено сочинить оду на день рождения императора 10 февраля 1762 года. Почему именно ему, а не придворным поэтам? Видимо, кто-то (а вдруг Ломоносов?) за него хлопотал.
Конечно, Барков мог видеть Петра III в Петербурге во время царских выездов или же тогда, когда царь командовал ученьями господ офицеров и солдат, сам маршировал с ними на плацу перед Зимним дворцом. Барков мог лицезреть императора на празднествах, в которых и ему, поэту, дозволено было принимать пусть весьма скромное, но все же участие. Когда по случаю заключения мира с Пруссией была поставлена пиеса итальянца Лодовико Лазарони «Мир героев», переведенная Барковым, скорее всего, и он, Барков, был допущен к созерцанию сего пышного зрелища, которое одновременно с ним созерцал и Петр III. Но главным, хотя по обстоятельствам и кратковременным мигом общения поэта с царем было зачитывание и поднесение оды Петру III на день его радостного появления на свет. Скорее всего, это произошло 14 февраля 1762 года во дворце канцлера М. Л. Воронцова на Садовой улице, где были продолжены пышные торжества, начатые в Царском Селе в сам день рождения императора 10 февраля>[117]. Возможно, Барков лично зачитал и поднес оду царю, отпечатанную отдельной книжечкой в Академии наук. Заметим, что накануне, 13 февраля, Барков был назначен переводчиком Академии и уже будучи в этой должности, мог декламировать свое сочинение императору. Все-таки сначала должность, а потом уже хвалебная ода благодетелю всея Руси и самого поэта. Хотя Бог его знает, ведь все готовилось заранее, и, вероятно, назначение Баркова всё же было связано с поручением Академии наук эту оду сочинить. Обратимся теперь к самой оде, посмотрим, как же представил Барков в ней императора.
Во вступлении поэт обращается к России с утешением в скорби по недавней кончине «богини» — Елизаветы Петровны и с надеждами, связанными с воцарением «великого монарха внука», то есть внука Петра Великого Петра III, рождение которого он и «поет»:
Далее поэт, объединяясь с читателями и слушателями своей оды (ораторский прием весьма действенный — это уже не «я», а «мы»), представляет нового царя и отца (имеется в виду «Отца Отечества»), желая «крепости», то есть непобедимости, силы его державе, причем крепости вечной, полученной от Господа:
