Барклай-де-Толли - [94]

Вскоре после овладения неприятелем всеми укреплениями левого фланга сделал он, под прикрытием сильнейшей канонады и перекрестного огня многочисленной его артиллерии, атаку на центральную батарею, прикрываемой 26-й дивизиею. Ему удалось оную взять и опрокинуть вышесказанную дивизию, но начальник Главного штаба 1-й армии генерал-майор Ермолов с обыкновенною своею решительностию, взяв один только 3-й батальон Уфимского полка, остановил бегущих и толпою в образе колонны ударил в штыки. Неприятель защищался жестоко, батареи его делали страшное опустошение, но ничто не устояло. Вслед за означенным батальоном послал я еще один батальон, чтобы правее сей батареи зайти неприятелю во фланг, а на подкрепление им послал я Оренбургской драгунской полк еще правее, чтобы покрыть их правый фланг и врубиться в неприятельские колонны, кои следовали на подкрепление атакующих его войск. 3-й батальон Уфимского полка и 18-й егерский полк бросились против них прямо на батарею, 19-й и 40-й егерские полки по левую сторону оной, и в четверть часа наказана дерзость неприятеля, батарея во власти нашей, вся высота и поле около оной покрыто телами неприятельскими. Бригадный генерал Бонами был один из неприятелей, снискавших пощаду, и неприятель преследован был гораздо далее батареи. Генерал-майор Ермолов удержал оную с малыми силами до прибытия 24-й дивизии, которой я велел сменить расстроенную неприятельскою атакою 26-ю дивизию, прежде сего защищавшую батарею, и поручил сей пост генерал-майору Лихачеву.

Во время сего происшествия неприятельская конница, кирасиры и уланы повели атаку на пехоту 4-го корпуса, но сия храбрая пехота встретила оную с удивительною твердостью, подпустила ее на 60 шагов, а потом открыла такой деятельной огонь, что неприятель совершенно был опрокинут и в большом расстройстве искал спасение свое в бегстве.

При сем особенно отличились Перновской пехотной и 34-й егерской полки, коим в каждую роту назначил по 3 знака отличия. Сумской и Мариупольской гусарские и за оными Иркутской и Сибирской драгунские полки преследовали и гнали неприятеля до самых его резервов, но будучи здесь приняты сильным пушечным и ружейным огнем, принуждены были отступить. Неприятельская конница, получив подкрепление своих резервов, преследовала нашу и, прорвавшись сквозь интервалы наших пехотных кареев, зашла совершенно в тыл 7-й и 11-й пехотных дивизий, но сия бесподобная пехота, ни мало не расстраиваясь, приняла неприятеля сильным и деятельным огнем, и неприятель был расстроен. Между тем кавалерия наша снова собралась, и неприятель с сего пункта уже совершенно был прогнан и отступил за свою пехоту. Так что мы его совершенно из виду потеряли. После сего с обеих сторон действовала одна только артиллерия и на левом фланге 4-го корпуса и гвардейской дивизии продолжалась перестрелка между тиральерами[48]. Можно было заметить, что неприятель приготовился сделать еще раз решительную атаку; он подвинул опять вперед свою конницу и сформировал разные колонны. Я предвидел, что конница наших 2-го и 3-го кавалерийских корпусов, потерпевши много в прежних атаках, не будет в состоянии противостоять новому столь сильному удару, и потому послал за 1-й кирасирскою дивизией, которая однако же, по несчастию, не знаю кем отослана была на левой фланг, и адъютант мой не нашел оную на том месте, где я предполагал ей быть. Он достиг лейб-гвардии кавалергардский и конный полки, которые на рысях поспешили ко мне, но неприятель успел между тем совершить свое намерение: неприятельская конница врубилась в пехоту 24-й дивизии, которая поставлена была [для] прикрытия батареи на Кургане, а с другой стороны сильные неприятельские колонны штурмовали сей Курган и овладели оным. После сего вся неприятельская конница обратилась на пехоту 4-го корпуса и 7-й дивизии, но была на сем месте встречена конногвардейским и кавалергардским полками и остановлена в своих предприятиях, между тем присоединились к сим двум полкам Псковской драгунский полк и остальные полки 2-го и 3-го кавалерийских корпусов и тут продолжалась жестокая кавалерийская битва, которая кончилась тем, что неприятельская конница к 5 часам совершенно была опрокинута и отступила вовсе из виду нашего, а войска наши удержали свои места, исключая Кургана, который остался в руках неприятеля.

Неприятельская пехота еще оставалась в виду нашей, но к вечеру, когда стало смеркаться, скрылась. Канонада продолжалась до самой ночи, но по большей части с нашей стороны и к немалому урону неприятеля; неприятельская артиллерия, будучи совершенно сбита, даже совсем умолкла к вечеру. В течение всех сих происшествий оставались на крайнем нашем правом фланге четыре егерских полка и несколько артиллерии под командой полковника Потемкина, которым я к вечеру велел примкнуть к 7-й дивизии. 1-й кавалерийский корпус Вашей Светлостью отряжен был на левый берег Москвы-реки и действовал на оном общем с иррегулярными войсками под начальством генерала от кавалерии Платова. <…>

После окончания сражения я заметил, что неприятель начал оттягивать свои войска от занятых им мест, приказал я занять следующую позицию: правый фланг 6-го корпуса примкнул к высоте у деревни Горки, на которой устроена была батарея из 10 батарейных орудий, и на коей сверх того предполагалось устроить ночью сомкнутый редут. Левый фланг сего корпуса взял направление к тому пункту, где стоял правый фланг 4-го корпуса.