Барклай-де-Толли - [92]

Огромный интерес представляют воспоминания участника войны 1812 года С. И. Маевского, закончившего службу генерал-майором. Его симпатии к М. И. Кутузову, в штабе которого он служил, несомненны, но он объективно оценивает и роль Барклая-де-Толли:

«Несчастная ретирада наша до Смоленска делает честь твердости и уму бессмертного Барклая. В современном понятии смотрят в настоящее, не относясь в будущее, и каждый указывает на Суворова, забывая, что Наполеон не сераскир[45] и не Костюшко» [8. С. 382].

Далее С. И. Маевский рассказывает:

«С приездом Кутузова в Царево-Займище все умы воспрянули и полагали видеть на другой день Наполеона совершенно разбитым, опрокинутым, уничтоженным. В опасной болезни надежда на лекаря весьма спасительна. Кутузов имел всегда у себя верное оружие — ласкать общим надеждам. Между тем посреди ожиданий к упорной защите мы слышим, что армия трогается назад» [8. С. 382–383].

И ведь, что характерно, никто не стал роптать. Никто не упрекал Кутузова за то, за что Барклая-де-Толли еще вчера называли изменником…

Почему? Ответ на этот вопрос очевиден. Михаил Илларионович, да к тому же еще и Голенищев-Кутузов, был русским по национальности. А Михаил Богданович, хотя «в третьем поколении являлся русским подданным, в обществе воспринимался как иноземец, прибалтийский немец (лифляндец), или, по выражению Багратиона, “чухонец”. Это обстоятельство дало возможность противникам военного министра строить и вести ярую критику, активно используя тезис о “засилье иностранцев”» [15. С. 17].

А дальше все просто: раз он немец, то подкуплен Наполеоном и изменяет России. И дело тут было не в Барклае-де-Толли, «а в отношении к нему, в отсутствии доверия к его личности и к “чужому звуку” его имени» [136. С. 126].

«Засилье иностранцев» — странная логика, и не все в России разделяли ее. Например, известный в те времена петербургский публицист Н. И. Греч писал:

«Отказаться в крайних случаях от совета и участия иностранцев было бы то же, что по внушению патриотизма не давать больному хины[46], потому что она растет не в России» [47. С. 238].

Но, к сожалению, националистическая логика актуальна в России и по сей день, а в 1812 году именно она погубила «иноземца» Барклая-де-Толли, сделав его положение практически безвыходным.

Другое дело — Кутузов. С его приездом в армию «сразу родилась поговорка: “Приехал Кутузов бить французов”» [136. С. 131].

Да и сам Михаил Илларионович тут же заявил:

«Ну, как можно отступать с такими молодцами!» [125. С. 543].

А на следующий день и он отдал приказ продолжить отступление в сторону Москвы.

Конечно, Барклай-де-Толли понимал, что М. И. Кутузов находится под влиянием некоторых окружавших его людей. Он писал:

«Вскоре по прибытии князя окружила его толпа праздных людей, в том числе находились многие из высланных мною из армии» [8. С. 383].

Далее он называл двух адъютантов Кутузова: его зятя князя Н. Д. Кудашева, назначенного дежурным генералом, и полковника П. С. Кайсарова, обвиняя их в интригах, направленных против него лично.

О действиях этих двух молодых людей Барклай-де-Толли написал императору, что они «оба условились заметить престарелому и слабому князю, что по разбитии неприятеля в позиции при Царево-Займище слава сего подвига не ему припишется, но избравшим позицию» [113. С. 204].

Подобная трактовка не совсем справедлива: Михаил Илларионович при всех его недостатках явно был выше того, чтобы из-за личного самолюбия уходить с сильной позиции. Но и требовать от Барклая-де-Толли полной беспристрастности в отношении к новому Главнокомандующему тоже не совсем справедливо, ибо настоящей объективности в отношениях между людьми не существует… по объективным причинам.

Тем не менее Кудашев и Кайсаров вскоре были заменены, и «на первые роли вышли П. П. Коновницын и К. Ф. Толь, действия которых оказались более профессиональными и эффективными» [15. С. 27].

* * *

От Царево-Займища русская армия отступала уже не так быстро, как от Смоленска. При этом французы ни на минуту не переставали беспокоить русский арьергард, не давая ему возможности передохнуть и перегруппироваться.

21 августа (2 сентября) русская армия подошла к Колоцкому монастырю, а 22-го заняла при селе Бородине позицию, избранную М. И. Кутузовым. Главная квартира была расположена в деревне Горки.

Весь следующий день обе стороны готовились к генеральному сражению.

Барклаю-де-Толли при первом же взгляде на позицию стало ясно, что главный удар будет нанесен Наполеоном по более слабому левому флангу.

Потом он писал, что позиция «была выгодна в центре и правом фланге, но левое крыло в прямой линии с центром совершенно ничем не подкреплялось и окружено было кустарником» [28. С. 16].

Да и князь Багратион видел, что «левый его фланг подвергали величайшей опасности» [28. С. 17].

Конечно же оба генерала предложили Кутузову произвести передислокацию войск, отодвинув 2-ю армию чуть назад, но Михаил Илларионович, как обычно, покивал головой, но никаких приказов не отдал, и начальная диспозиция осталась прежней.

В диспозиции этой М. И. Кутузов написал:

«Не в состоянии будучи находиться во время действий на всех пунктах, полагаюсь на известную опытность г. г. главнокомандующих армиями и потому предоставляю им делать соображения действий на поражение неприятеля» [152. С. 239].