Барилоче - [7]
Узенькие листья, ароматный папирус. Небольшой треугольник зеленой крыши, скорее всего, самый свод. Берег с нисходящими скалами. Заросшие травой расселины. Серо-белая яростная стихия, рваная, над вершинами гор. То и дело пенная рябь на воде. Гроза уже близко.
Араукарии показывают изящные, едва проклюнувшиеся пальцы, немного дальше все желтое, островками, пока разрозненными — наверно, альстромерии. Серый с лиловым отливом озерный ковер слегка топорщится, вздувается и опадает в предгрозовом волнении. Горизонта не видно, только нечеткая поверхность воды, и все цвета непрерывно меняются.
Еще, похоже, просматривается легкий, неразветвленный силуэт, небольшая крона только наверху. Но Деметрио не помнил, чтобы в этом месте рос кедр.
Коротышка не появлялся четыре дня. Официант, Деметрио и Негр о нем не говорили и от этого его отсутствие в углу, среди пустующих столов, становилось еще заметнее. Но в то утро они оказались не одни: в бар зашла позавтракать женщина средних лет, с унылым выражением лица. Сообщив, что только что отвела дочку в школу, она плюхнулась массивными ягодицами на вращающийся стул. Ее одежда производила странное впечатление: в такой не ходят за покупками и по домашним делам, но для официальных выходов она тоже не годилась. Поза посетительницы говорила о какой-то неловкости, которая читалось и в ее глазах. Они оба за ней наблюдали. Вдруг Деметрио с ужасом осознал, что она похожа на жену Негра, и опасливо покосился на напарника, как раз вовремя, чтобы заметить его вытаращенные глаза, хотя тот сразу же привычно подмигнул. Деметрио еще раз оглядел распластанные до края сиденья ягодицы и настоял на том, что сегодня он платит за двоих. Они быстро вышли из бара на жестокий холод.
Придешь в Бомбонеру[5] в воскресенье? Наши играют с «Циклоном», в этом году мы их били, как детей, побьем и в этот раз, вот увидишь. Не могу, Негр, прости, в воскресенье я занят, но ты не горюй, пойдем в следующий раз, обещаю. Ладно тебе, предатель, будешь еще говорить, что болеешь за «Боку»[6]. Честное слово, не могу, Негр. Будешь еще говорить, что болеешь за «Боку», слышь? Они оставили грузовик на стоянке среди других машин, сняли спецовки и попрощались. Деметрио смотрел, как Негр бежит по улице (сегодня не успею, пропади все пропадом, глянь, который час, да еще маршрутка то и дело опаздывает) с обычной своей неуклюжестью, казавшейся в нем трогательной и даже симпатичной. Когда Негр скрылся из виду, Деметрио не спеша пошел обратно по бесконечному краю гигантской ямы, которую они подкармливали каждое утро. Его заворожила хаотичная мозаика линялых оттенков, и в какой-то момент показалось, что они с ямой смотрят друг на друга и одновременно зевают.
Кругом ощущалось пятничное оживление. Прохожие на улицах, пассажиры в автобусах, пока еще спрессованные в толпе, уже готовились разбежаться и обсуждали все те же унылые, затасканные темы энергичнее, чем в другие дни. Деметрио закрыл глаза и, ощущая каждый толчок и рывок автобуса, радовался этому дню, предстоящим выходным, вольготности, которую чувствуешь только в пятницу, когда отдых еще впереди.
Жалюзи, похожие на неторопливые веки исполина, открыли глазам молочное небо. Скудный свет размывал все предметы до белесости. Деметрио раздраженно вспомнил субботу, которую добил при помощи сна. Он не смог ни прогуляться по улицам, ни спокойно почитать газету, время прошло бессмысленно, разрушив привычное течение дня. Даже к столу в гостиной он не присел ни разу. Зато ел, когда попало, смотрел телевизор, почти не понимая, что именно смотрит, вечером лег спать в обычное для нормальных людей время и в конце концов возненавидел такой отдых. Он вышел из комнаты со смутным ощущением, что его обманули, и постарался не смотреть на черные сапоги. Без аппетита поел. Хотел почитать на кухне газету, но мысль о том, что надо идти ее покупать, энтузиазма не прибавила. Мало-помалу он с тяжелым сердцем осознал: воскресенье — это тоскливое тяжкое утро, безрадостный обед в полдень, футбол, крик, Бонбонера и предательство во второй половине дня.
Он принял душ, довольно тщательно оделся, решил не обедать, оставил черные сапоги у двери до своего возвращения и вышел на улицу. Машины сонно проплывали между тротуарами. Чакарита томилась, ожидая полудня. Деметрио дошел до остановки. Старик, немного похожий на Коротышку, наблюдал за ним, опершись на палку. Деметрио закинул голову к небу, ощутил на лице вязкое прикосновение света, ветерок холодил влажные волосы. Он огляделся: город втягивал голову в плечи. Деметрио решил не ждать и пошел на станцию «Лакросе». По мере того как он спускался по матовым металлическим ступенькам, картина вокруг становилась все подозрительней. Он чувствовал, что старик идет за ним следом, и ускорил шаг, стараясь быстрее оказаться под землей. Обернувшись пару раз, он ступил на эскалатор и съехал на платформу. Там он заглянул в тихую темноту тоннеля и сначала ничего не увидел, но вдруг расширяющаяся точка и нарастающая дрожь лишили рельсы покоя, все напористей возвещая о себе; визг усилился, и вот уже его ослепило мощное, дурманящее око; сталь надрывалась в преумноженном грохоте, ускоряющем темп, пока не заполнила весь тоннель и всю платформу, окончательно оглушив Деметрио. Двери распахнулись, он шагнул внутрь. Состав тронулся, но, оказавшись в вагоне один, он на какой-то миг забыл, куда едет.
Судьба – удивительная вещь. Она тянет невидимую нить с первого дня нашей жизни, и ты никогда не знаешь, как, где, когда и при каких обстоятельствах она переплетается с другими. Саша живет в детском доме и мечтает о полноценной семье. Миша – маленький сын преуспевающего коммерсанта, и его, по сути, воспитывает нянька, а родителей он видит от случая к случаю. Костя – самый обыкновенный мальчишка, которого ребяческое безрассудство и бесстрашие довели до инвалидности. Каждый из этих ребят – это одна из множества нитей судьбы, которые рано или поздно сплетутся в тугой клубок и больше никогда не смогут распутаться. «История Мертвеца Тони» – это книга о детских мечтах и страхах, об одиночестве и дружбе, о любви и ненависти.
Автобиографичные романы бывают разными. Порой – это воспоминания, воспроизведенные со скрупулезной точностью историка. Порой – мечтательные мемуары о душевных волнениях и перипетиях судьбы. А иногда – это настроение, которое ловишь в каждой строчке, отвлекаясь на форму, обтекая восприятием содержание. К третьей категории можно отнести «Верхом на звезде» Павла Антипова. На поверхности – рассказ о друзьях, чья молодость выпала на 2000-е годы. Они растут, шалят, ссорятся и мирятся, любят и чувствуют. Но это лишь оболочка смысла.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
УДК 82-1/9 (31)ББК 84С11С 78Художник Леонид ЛюскинСтахов Дмитрий ЯковлевичСон в начале века : Роман, рассказы /Дмитрий Стахов. — «Олита», 2004. — 320 с.Рассказы и роман «История страданий бедолаги, или Семь путешествий Половинкина» (номинировался на премию «Русский бестселлер» в 2001 году), составляющие книгу «Сон в начале века», наполнены безудержным, безалаберным, сумасшедшим весельем. Весельем на фоне нарастающего абсурда, безумных сюжетных поворотов. Блестящий язык автора, обращение к фольклору — позволяют объемно изобразить сегодняшнюю жизнь...ISBN 5-98040-035-4© ЗАО «Олита»© Д.
Элис давно хотела поработать на концертной площадке, и сразу после окончания школы она решает осуществить свою мечту. Судьба это или случайность, но за кулисами она становится невольным свидетелем ссоры между лидером ее любимой K-pop группы и их менеджером, которые бурно обсуждают шумиху вокруг личной жизни артиста. Разъяренный менеджер замечает девушку, и у него сразу же возникает идея, как успокоить фанатов и журналистов: нужно лишь разыграть любовь между Элис и айдолом миллионов. Но примет ли она это провокационное предложение, способное изменить ее жизнь? Догадаются ли все вокруг, что история невероятной любви – это виртуозная игра?
Очень просты эти понятия — честность, порядочность, доброта. Но далеко не проста и не пряма дорога к ним. Сереже Тимофееву, герою повести Л. Николаева, придется преодолеть немало ошибок, заблуждений, срывов, прежде чем честность, и порядочность, и доброта станут чертами его характера. В повести воссоздаются точная, увиденная глазами московского мальчишки атмосфера, быт послевоенной столицы.
Стихи итальянки, писателя, поэта, переводчика и издателя, Пьеры Маттеи «Каждый сам по себе за чертой пустого пространства». В ее издательстве «Гаттомерлино» увидели свет переводы на итальянский стихов Сергея Гандлевского и Елены Фанайловой, открывшие серию «Поэты фонда Бродского».Соединим в одном ряду минуты дорожные часы и днии запахи и взгляды пустые разговоры спорытрусливые при переходе улиц овечка белый кроликна пешеходной зебре трясущиеся как тип которыйна остановке собирает окурки ожиданий.Перевод с итальянского и вступление Евгения Солоновича.
В традиционной рубрике «Литературный гид» — «Полвека без Ивлина Во» — подборка из дневников, статей, воспоминаний великого автора «Возвращения в Брайдсхед» и «Пригоршни праха». Слава богу, читателям «Иностранки» не надо объяснять, кто такой Ивлин Во. Создатель упоительно смешных и в то же время зловещих фантазий, в которых гротескно преломились реалии медленно, но верно разрушавшейся Британской империи, и в то же время отразились универсальные законы человеческого бытия, тончайший стилист и ядовитый сатирик, он прочно закрепился в нашем сознании на правах одного из самых ярких и самобытных прозаиков XX столетия, по праву заняв место в ряду виднейших представителей английской словесности, — пишет в предисловии составитель и редактор рубрики, критик и литературовед Николай Мельников.