Барилоче - [6]
Когда мы смотрели друг другу в лицо, я не мог не нервничать; хорошо еще, что у нас были сигареты, и мы делали вид, будто молчим нарочно, чтобы спокойней и сосредоточенней курить. Волосы у нее совсем растрепались, и легчайшие яркие пряди рассыпались по плечам; какая ты красивая, думал я, но молчал, потому что курил, какие у тебя прекрасные глаза. И тут она, бедняжка, закашлялась, не такая уж она была отпетая курильщица, и тогда я то ли хлопаю ее по спине, то ли приобнимаю, не поймешь, а она вроде уклоняется, но в то же время льнет ко мне, и вот она еще кашляет, но уже не взахлеб, и в следующую секунду мы молча смотрим друг на друга, очень серьезно, и я впервые вижу ее такой же испуганной, как я сам, еще более красивой, чем обычно, и, не знаю как, скорее всего, чтобы прервать неловкость, наклоняюсь и целую ее, дышу ей в рот, а она обхватывает меня и крепко прижимает к себе, и больше мы друг на друга не смотрим, все произошло вслепую, я сверху, все еще в куртке, лезу ей за пазуху и нащупываю груди, твердые и холодные. Знал я мало и просто перешел к делу, стащил кое-как с нее джинсы, она поддалась, хоть и не помогала, но и не сопротивлялась, шумно дышала и все время целовала меня, словно в отчаянии. И когда все уже было в порядке, и я чувствовал, что кожа ее ног трется о мои бедра, тогда это случилось: страх поднялся в груди, парализовал кровь, ее лицо затуманилось перед моими глазами, вместо него появились тысячи других видений, не имевших никакого отношения к происходящему, меня охватило чувство вины и раскаянья, мне хотелось кричать, оказаться дома, жевать свой полдник или стать вдруг лохом похуже тех, что целыми днями зубрят уроки; я перестал слушать ее дыхание, чувствовать ее ноги, зато услышал каждое насекомое в лесу. Некоторое время я еще двигался, один, над лежащим подо мной телом, пока весь холод ночи, весь страх, а потом — весь стыд не собрались внутри меня в одной неподвижной точке.
Более оживленный в воспоминаниях, чем наяву, проспект Независимости замер и опустел. Время от времени какое-нибудь бодрствующее такси или автобус проезжали в сторону проспекта Девятого июля. Деметрио и Негр собирали пакеты на углу, когда вдруг из горы пластика и объедков выскочила подвижная масса неразличимого ночью цвета, заставив их отпрянуть и инстинктивно закрыть лицо. По-звериному разодранная дыра обнажила влажные внутренности пакета, и через секунду оттуда вылетел второй упругий силуэт и присоединился к первому, чтобы вместе удалиться, играясь, как две задорные марионетки. Деметрио пробрала дрожь. Они молча продолжали работать.
С того дня, как Негр опоздал в гараж на двадцать минут, он выглядел спокойным, но именно поэтому Деметрио подозревал неладное; Негр расторопно работал и, как обычно, с наступлением утра свистел женщинам из окна грузовика и громко хохотал. Деметрио боялся спрашивать, но воображение подсказывало. Глянь-ка, глянь на эту, Деметрио, еле идет, обтянулась вся, чертова шлюха. Но он представлял себе ночи, заполненные криками и скандалами, когда детей укладывают пораньше, потому что завтра в школу, заботливо целуют, прежде чем погасить в их комнате свет, а потом заводятся, яростно, выдвигая друг другу претензии, которые Негр всякий раз обрывает первым. Они вошли в бар на улице Боливара и сразу заметили, что Которышки нет. Официант казался встревоженным, как будто безлюдье в заведении стало для него очевидным только теперь, когда больше не надо каждое утро подавать Коротышке три-четыре стакана красного. Привет, дружище, парочку сандвичей и два кофе, мне без молока, потому что я сегодня никакой, объявил Негр и положил локти на стойку. Деметрио пошел в туалет и, расставив ноги, встал над писсуаром. Когда он уловил теплые испарения мочи, его вдруг охватило смутное чувство вины.
На свалке им сообщили хорошую новость: их грузовик отремонтировали, и он готов к работе. Деметрио и Негр хлопнули друг друга по спинам и отправились в разные стороны: Негр — на вторую работу, Деметрио — в центр. Он вышел из автобуса на улице Марсело Торкуато де Альвеар и пошел по Либертад, самой чистой и необычной улице из всех его маршрутов. Он задержался перед огромным игрушечным магазином. Не увидев на витрине того, что искал, вошел и спросил продавщицу — она принесла ему три коробки. Одну, с каким-то нелепым лесом, он отложил сразу; на вторую посмотрел с сомнением, почти с тревогой и, наконец, впился глазами в третью. Он разглядывал ее, не шевелясь. Огромный серый небесный мешок вот-вот лопнет над соснами. Свет тревожно мечется по озеру. Продавщица почувствовала неловкость и начала обслуживать других покупателей у прилавка. Деметрио стоял, как каменное изваяние, держа коробку обеими руками.
Он закрыл дверь и сразу прошел в комнату, к столу. Осмотрел старый пейзаж, уже законченный: небо сомкнулось, все цветы на месте, домишко готов противопоставить зиме прочные стены и дымок, озерная гладь нигде не прерывается. В окно слышен металлический звук кошачьего мяуканья. Деметрио оставил купленную коробку на столе, осторожно положил законченный пейзаж в другую коробку и лег без обеда, следя краем глаза за распластанными возле кровати черными сапогами.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
"... У меня есть собака, а значит у меня есть кусочек души. И когда мне бывает грустно, а знаешь ли ты, что значит собака, когда тебе грустно? Так вот, когда мне бывает грустно я говорю ей :' Собака, а хочешь я буду твоей собакой?" ..." Много-много лет назад я где-то прочла этот перевод чьего то стихотворения и запомнила его на всю жизнь. Так вышло, что это стало девизом моей жизни...
Эта книга посвящена моему родному городу. Когда-то веселому, оживленному, в котором, казалось, царил вечный праздник. Ташкент — столица солнца и тепла. Именно тепло было главной особенностью Ташкента. Тепло человеческое. Тепло земли. Город, у которого было сердце. Тот город остался только в наших воспоминаниях. Очень хочется, чтобы нынешние жители и те, кто уехал, помнили наш Ташкент. Настоящий.
Даже в парфюмерии и косметике есть пробники, и в супермаркетах часто устраивают дегустации съедобной продукции. Я тоже решил сделать пробник своего литературного творчества. Продукта, как ни крути. Чтобы читатель понял, с кем имеет дело, какие мысли есть у автора, как он распоряжается словом, умеет ли одушевить персонажей, вести сюжет. Знакомьтесь, пожалуйста. Здесь сборник мини-рассказов, написанных в разных литературных жанрах – то, что нужно для пробника.
В романе Б. Юхананова «Моментальные записки сентиментального солдатика» за, казалось бы, знакомой формой дневника скрывается особая жанровая игра, суть которой в скрупулезной фиксации каждой секунды бытия. Этой игрой увлечен герой — Никита Ильин — с первого до последнего дня своей службы в армии он записывает все происходящее с ним. Никита ничего не придумывает, он подсматривает, подглядывает, подслушивает за сослуживцами. В своих записках герой с беспощадной откровенностью повествует об армейских буднях — здесь его романтическая душа сталкивается со всеми перипетиями солдатской жизни, встречается с трагическими потерями и переживает опыт самопознания.
![В долине смертной тени [Эпидемия]](/storage/book-covers/20/20b59336dc28de47dc7a206b6ad9ee6ea45788bb.jpg)
В 2020 году человечество накрыл новый смертоносный вирус. Он повлиял на жизнь едва ли не всех стран на планете, решительно и нагло вторгся в судьбы миллиардов людей, нарушив их привычное существование, а некоторых заставил пережить самый настоящий страх смерти. Многим в этой ситуации пришлось задуматься над фундаментальными принципами, по которым они жили до сих пор. Не все из них прошли проверку этим испытанием, кого-то из людей обстоятельства заставили переосмыслить все то, что еще недавно казалось для них абсолютно незыблемым.
Стихи итальянки, писателя, поэта, переводчика и издателя, Пьеры Маттеи «Каждый сам по себе за чертой пустого пространства». В ее издательстве «Гаттомерлино» увидели свет переводы на итальянский стихов Сергея Гандлевского и Елены Фанайловой, открывшие серию «Поэты фонда Бродского».Соединим в одном ряду минуты дорожные часы и днии запахи и взгляды пустые разговоры спорытрусливые при переходе улиц овечка белый кроликна пешеходной зебре трясущиеся как тип которыйна остановке собирает окурки ожиданий.Перевод с итальянского и вступление Евгения Солоновича.
В традиционной рубрике «Литературный гид» — «Полвека без Ивлина Во» — подборка из дневников, статей, воспоминаний великого автора «Возвращения в Брайдсхед» и «Пригоршни праха». Слава богу, читателям «Иностранки» не надо объяснять, кто такой Ивлин Во. Создатель упоительно смешных и в то же время зловещих фантазий, в которых гротескно преломились реалии медленно, но верно разрушавшейся Британской империи, и в то же время отразились универсальные законы человеческого бытия, тончайший стилист и ядовитый сатирик, он прочно закрепился в нашем сознании на правах одного из самых ярких и самобытных прозаиков XX столетия, по праву заняв место в ряду виднейших представителей английской словесности, — пишет в предисловии составитель и редактор рубрики, критик и литературовед Николай Мельников.