Бархатная Принцесса - [42]

— Но она же тебя обманывает.

— Не в первый раз. Хочешь начистоту? – Он морщится. – Мне проще делать вид, что я верю в ее сказки, чем сказать, что знаю правду и напороться на ее попытки ввести этого бессребреника в нашу семью. С Оли станется захотеть устроить ужин в две семьи. Нет уж, с меня хватит.

— И ты не против, что Оля будет… Господи, язык не поворачивается назвать их семьей.

— Она все время находила странные игрушки. Этот сопляк – просто еще один Кен в ее коллекцию Барби. Поиграет, собьет оскомину и поймет, что они просто не могут существовать рядом. У моей дочери слишком большие запросы, а когда пелена спадет с глаз, Оля вспомнит, что любит жить красиво, и не согласна есть бургеры вместо лобстеров. – Олег оставляет на моих губах смазанный поцелуй. – Я рад, что ты не оставила мою дочь, но, пожалуйста, больше не бывай там, хорошо? Пара месяцев, максимум – полгода, и Оля сама от него сбежит. В конце концов, я устал быть плохим папочкой, а тебе тем более ни к чему встряски.

Последние слова он выделяет ироничной интонацией и уходит в душ, а через пару секунд за моей спиной раздается настойчивая трель. Так звонит телефон Олега – стандартный набор звуков, он даже в таких вещах совершенно не романтичен. Достаю телефон, чтобы нажать на клавишу «отбоя», но взгляд падает на имя на телефоне: Эльвира.

— Родная, ты не видела мой теле… - Олег обрывает себя на полуслове и, до того, как я успеваю нажать на красный кружок, вынимает телефон из моих пальцев. Бросает взгляд на экран и вздыхает. – Это по работе.

Он чмокает меня в макушку и скрывается в недрах необъятного дома. А я зачем-то вспоминаю, что его секретаршу зовут Вероника. Хотя, он ведь не сказал, кто именно звонит ему по работе… в семь часов вечера.

Почему-то эта мысль грызет меня до самой ночи, даже когда Олег засыпает, сжав меня в объятиях. Она кружит вокруг надоедливым комаром, мешает уснуть противным писком. Я не ревную. Я чувствую себя так, будто меня обманули, хоть нет повода подозревать обман.

И только чуть позже, кажется, уже под утро, когда я пару раз забывалась скоротечным беспокойным сном, вдруг понимаю, что меня так насторожило. Когда мы оформляли документы в ЗАГС, Олег сказал: «Ты единственная женщина с таким экзотическим именем из всех, кого я знаю». Но ведь и Эльвира – не Оля и Оксана? Знал ли он ее до меня или эта женщина появилась только теперь?

Утром я чувствую себя выжатым лимоном. Руки и ноги не слушаются, во всем теле ужасная слабость. Голова кружится так сильно, что тошнота поднимается от любого неосторожного движения.

Олег предлагает вызвать доктора, но я отказываюсь. Сегодня мы должны ехать в центр матери и ребенка, и во второй половине дня мне кровь из носу нужно быть в порядке. Ева приезжает к одиннадцати и возится со мной, как с ребенком: я отказываюсь принимать лекарства, чтобы не навредить еще такой хрупкой жизни внутри себя, но даже ей, своей лучшей подруге, не могу сказать причину. Это совершенно не к лицу взрослой женщине, но я боюсь хвастаться тем, что пока еще такое хрупкое и беззащитное внутри моего такого негостеприимного тела.

— Как дела у Оли? – спрашивает Ева, делая мне какой-то особенный массаж головы. Он и правда немного притупляет боль.

— Я не знаю, она не звонит.

Раньше, когда она только к нам переехала, Оля часто звонила просто так. Из университета или вечером, когда ходила в свою художественную студию и хотела похвастаться, как у нее все хорошо получается. После того, как они с Каем снова стали жить вместе, она ни разу не позвонила. Это не трагедия, но теперь я даже не знаю, что у нее с моим Каем.

Горло перехватывает судорога. Я даже не могу проглотить лимонад, поэтому лихорадочно хватаю стакан и выплевываю в него все содержимое. Горло саднит, как будто я пыталась проглотить что-то очень большое.

— Дани, что такое? – Ева волнуется, обегает кресло и присаживается передо мной на колени.

Я назвала его «Мой Кай».

Возможно, в моей голове и раньше проскальзывали такие мысли, но только сейчас они бьют меня по живому. Как будто произнесла заклинание, которое открыло ящик Пандоры, и все мои страхи, демоны и грехи полезли наружу нескончаемым потоком. Это стихийное бедствие в душе, оно смывает все преграды и заслоны, которыми я до последнего так отчаянно пыталась от него прикрыться.

— Мне… тяжело дышать.

Ева подставляет плечо, помогает мне встать, но живот скручивать от боли, словно меня перетянули раскаленном до бела металлическим обручем. Колени дрожат - и кое как даю понять, что мне нужно в туалет. Ева говорит, что прямо сейчас звонит Олегу и мои попытки ее остановить ничего не дают – она еще большая упрямица, чем я.

Меня тошнит, выкручивает наизнанку, а в животе становится так горячо, что, как только утихает рвота, я растягиваюсь на полу. Из-за обследований у меня снова сбился цикл и месячные должны были начаться еще пару недель назад, но ведь теперь их не должно быть?

На белой ткани всего несколько темных пятен, но меня прошибает от затылка до самого копчика. Ева тарабанит в дверь, чтобы я открыла, но у меня нет сил даже поднять руку. Только спустя какое-то время я слышу голос Олега - и через минуту дверь просто вырывают из петель. Муж хватает меня на руки, целует мокрый от испарины лоб и говорит: