Бархатная песня - [26]

Прошло несколько часов, когда она уверилась, что бледный, затихший Рейн спит, и тогда она отложила лютню в сторону. Стало тихо, слышалось только его трудное дыхание, и Аликс хотелось, чтобы вернулась Розамунда. Рейну стало как будто хуже, и ей необходимо было услышать чье-то заверение. в обратном.

Оглянувшись, она увидела, что нужно принести воды. Ее дублет промок сбоку от крови Рейна, необходимо было его отстирать, иначе утром посыплются вопросы бродяг, откуда взялись пятна.

Молча взяв ведра в руки, она вышла из шатра и направилась к реке, стараясь остаться незамеченной обитателям лагеря. Со вздохом облегчения она заметила, что Бланш азартно играет в кости, а это значит, что женщина не станет отрываться от игры, чтобы навестить Рейна.

Уже почти стемнело, когда она добралась до воды, наполнила ведра и начала отстирывать дублет. К ее огорчению, рубашка тоже была запачкана кровью. Немного поколебавшись, она сняла и ее, а также полотно, которым перетягивала грудь, чтобы впереди было плоско, и стала стирать и мыться, потому что и тело, и волосы были грязными. Почти окоченев, она вытерлась полотном и, скрипя зубами, натянула очень холодные, сырые рубашку и штаны-чулки, перекинула через руку дублет, схватила ведра и почти бегом поспешила назад.

Войдя в шатер, она, затаив дыхание, прислушалась и обрадовалась, что Рейн еще спит. Поставив ведра, Аликс быстро сняла мокрую одежду и надела одну из его рубашек, которая оказалась ей до колен. Она знала, что рискует, но, по правде говоря, почти надеялась: вот он сейчас проснется и обнаружит, что перед ним девушка, а не юноша.

Она едва успела натянуть рубаху, как он застонал, И она обернулась к нему.

— Мэри, — сказал он, — Мэри, я найду тебя. Один прыжок — и она уже у постели. Он должен лежать тихо, людям в лагере нельзя знать, что ему плохо. Эти дураки вбили себе в башку, что Рейн укрывает в палатке драгоценности и золото, и Аликс не сомневалась, что они будут рады порыскать в его вещах.

— Мэри, — сказал он громче и помахал в воздухе своей мощной рукой, едва не задев голову Аликс.

— Рейн, проснитесь, — громко прошептала она, — вам приснился дурной сон.

Схватив его за руку, она почувствовала, что он весь пылает, как в лихорадке. Кожа на ощупь была очень горячая.

— Нет, — охнула она и стала проклинать Розамунду — зачем та ушла, когда Рейн в ней нуждается. Лихорадка! Что ей делать! Чувствуя свою совершенную беспомощность, она окунула тряпку в ведро с водой и хотела положить ему на лоб, но Рейн так сильно опять взмахнул рукой, что Аликс вместе с тряпкой отлетела в сторону. Если он и дальше будет так беспокойно вести себя, то заденет шест и полотнище шатра упадет им на голову.

— Рейн, — яростно скомандовала Аликс, — вы должны лежать тихо. — Она схватила его за руку, но в следующее мгновение он оторвал ее от пола и притянул к себе.

— Но я должен найти Мэри, — сказал он громко, хотя почти неразборчиво, и пошевелился, а вместе с ним она.

— Ты, бычище, — прошипела она, — лежи тихо! До него как будто дошло. Он открыл глаза и даже в полутемном шатре она заметила лихорадочный их блеск.

Какое-то мгновение он смотрел на нее невидящим взглядом, затем вроде разглядел, потому что положил ей руку на голову, пригнул ее и прижал рот Аликс к своему.

Протестовать, даже если бы Аликс этого и хотела, было бесполезно. Да она и не думала протестовать. Все исчезло в тот самый момент, когда их губы слились. Ей были присущи сильные страсти, она обладала глубокими чувствами, которые раньше всегда изливала в музыке. Как только Рейн дотронулся до нее, музыка взыграла в каждой частичке ее тела: ангелы пели, дьяволы что-то бормотали под нос, и хор звенел, достигая все новых высот. То была песня счастья. Песнь печали.

Рейн повернул к себе голову Аликс, пытаясь разлепить поцелуем ее губы, познать сладость ее рта, коснуться кончика языка. Потребовалось всего лишь мгновение, чтобы она научилась его целовать так же. Одна ее нога касалась пола, другая болталась в воздухе, Аликс полулежала на Рейне, обвивая руками его голову и прижимаясь к нему все теснее, а ее язык проникал все глубже в его рот. Вот этого ей хотелось с той самой минуты, когда она впервые увидела его: чтобы он относился к ней как к женщине.

Рейн с радостью встретил ее наступление, он вобрал губами ее губы, посасывая их и покусывая, обводя языком их сладостную припухлость.

Когда его рука скользнула вниз и дотронулась до ее щиколотки, она порывисто вздохнула и стала целовать его щеку, потом шею, эту мощную, сильную шею, на которую она так часто смотрела и с любопытством наблюдала, как по ней стекает пот.

Кожа у него была такая горячая, что она обожгла ее, когда он повернулся на бок и провел руками по ногам Аликс вверх, глубоко зарываясь пальцами в тугие округлости бедер. Вот он поднял руки к ягодицам, обхватил их ладонями и удовлетворенно хмыкнул.

— Да, ты девка сладкая, — пробормотал он и опять повернул к ней голову и завладел ее губами. Поцелуй становился все крепче, все жарче, его горящие лихорадочным огнем руки бродили по ее ногам и мили тело, познавая все изгибы и линии.