Барьер трёх минут - [34]

Вернувшись домой, я сделал щенку небольшой выговор:

— Выходит, ты страшный лентяй. Бегать тебе просто неохота. А бег тебе полезен, разве ты сам не понимаешь?

Понял, конечно. Сразу же помчался к старому волейбольному мячу, который я дал ему для игры. Борясь с мячом, он раз десять перевернулся вверх тормашками, но затем, наконец, схватил его зубами и принялся таскать по двору. Конечно, он хотел, чтобы я пустился догонять его, но у меня просто больше не осталось сил. По сведениям дедушки, от Хюти до того сарая с чердачным люком было километра четыре. Стало быть, мы совершили пробежку в несколько раз длиннее, чем обычно.

С этого дня мы больше не бегали по своим кольцевым дорогам. Я вдруг почувствовал страсть к открытиям. Куда поехал грузовик, следы которого мы потеряли? Откуда ведут узкие колеи велосипедных колёс? Где же река, о которой дедушка так много рассказывал? Сбегаем, а, Этти?

Выговор подействовал. Побежали. Больше он не отставал, теперь он семенил впереди меня. И лишь когда тропа раздваивалась, он останавливался и ждал меня, склонив голову набок, словно спрашивал, куда свернуть.

Куда ведут лесные тропы? Кто протоптал их? Иногда мы легко находили ответ. Например, когда тропа обрывалась на зелёной от зарослей черники лесной поляне или вела к клочку покоса, вклинившегося в край болота. Значит, сюда ходят по ягоды или косить сено. Но иногда мы попадали на тропки, возникновение которых трудно было объяснить деятельностью людей. Тогда я говорил Этти:

— Это наверняка тропа какого-то животного. Ну-ка, принюхайся, может, узнаешь по запаху, кто её протоптал?

Он делал это сейчас же. Стоило мне лишь указать на что-то, как он уже совал туда свой нос. Ньюх, ньюх, ньюх — старательно принюхивался щенок и затем сообщал своё мнение звонким лаем. Он узнал хозяина лесной тропы.

Никто лучше меня не знает, что значит для человека способность передвигаться. Когда у меня из берцовой кости вынули иглы, когда мне разрешили вставать, когда я понял, что могу ступать на обе ноги, не чувствуя при этом острой боли, я сначала ничего другого не хотел, как только ходить, ходить, ходить. Неуклюже пошатываясь и покачиваясь. От стола к окну, из одной комнаты в другую, на двор и на улицу. Но того, что и бег может доставить почти столько же радости, я тогда не знал. Этого не знает большинство людей. Да и не узнает, если не попробует, если останется для них неизведанным такой бег трусцой по пахнущим смолой и хвоей пригоркам, среди низин, где растёт болотный багульник, белоголовая пушица и терпко пахнущие кусты таволги.

Да, без ног, способных бегать, я никогда бы не попал в самые дальние закоулки леса за хутором Хюти. Не обнаружил бы ель, которая поднималась над рекой из прибрежного кустарника как огромная зелёная башня, прямо в поднебесье, без единого просвета между зелёными колючими лапами. Остался бы неувиденным поднимающийся горкой между болотными берёзами Барсучий остров, под которым был целый подземный город, и его более плоский остров-близнец, на котором штук сто ёлок, потерявших хвою и кору, росли так близко одна к другой, что возникало впечатление, будто это орган, огромный лесной орган с навеки замолкнувшими трубами.

Нет, если бы я только ходил, всё это осталось бы неувиденным. Пока я сюда дошёл бы, комары сожрали бы меня вместе с моими кедами производства фабрики «Пыхьяла». А так удалось удрать от комариной стаи.

До сих пор наши пробежки в лесу были всё же больше «прогулочным бегом», но вот наступил день, когда мне пришлось напрячь всю свою силу и волю.

Однажды под вечер мы бежали по холмам, заросшим смешанным лесом, и наткнулись на куст сирени. Но, судя по всему, Этти, то и дело забегавший вперёд и зазывно оглядывавшийся, не придал теперь нашему открытию ни малейшего значения.

— Глупый ты пёс, — сказал я ему. — Этот сиреневый куст таит в себе гораздо больше тайн, чем дурацкие пни, которые ты так старательно и радостна обнюхиваешь. Скажи, откуда тут в лесу взялась сирень?

Конечно же, он не знал. Да и вообще ответить на этот вопрос трудно. Как попадают в лес кусты смородины, малина, яблони — объяснить легко, но ведь семена сирени птицы не клюют. Кто же мог помочь этой сирени перебраться за многие километры? Был бы там дом поблизости, я подумал бы, что когда-то давным-давно, когда везли саженцы, одно растеньице просто потеряли по дороге, но в этих местах ведь жилья не было. По крайней мере дедушка об этом не рассказывал.

Этти вертел головой и при этом смотрел так, словно понимал, что на пень, который лишь немножко попахивает мышами, не стоит и времени тратить. Опустив нос к земле, он бегал вокруг сиреневого куста, пока вдруг не бросился разгребать лежалые листья и обломки сухих веток.

Этот уже немного повзрослевший щенок был гораздо предприимчивее, чем я мог предполагать. С помощью своих двух передних лап он секунд за двадцать раскрыл тайну сиреневого куста. Из-под мусора и слежавшихся листьев показался раскрошившийся угол фундамента.

Но показалось и нечто другое. Щенок неожиданно взвизгнул и невиданным до сих пор прыжком бросился на спину. Несколько секунд я не мог различить, где у него ноги, уши и хвостик. Скулящий клубок шерсти крутился в траве и замшелом подлеске, пока, наконец, вдруг не раскрутился, встал на ноги и бешенно закружился.