Бардадым – король черной масти - [26]
Машина остановилась, из радиатора, как из самовара, валил пар. Водитель схватил брезентовое ведро и побежал к колонке. После рева и грохота в автобусе стало вдруг так тихо, что в ушах зазвенело. Спавшая на коленях у женщины, проснулась девочка, закуксилась. «Спи, спи, ягодка!» – сказала мать и принялась укачивать ребенка. «Станция Березай, кому надо, вылезай!» – рявкнул вдруг мрачный гражданин в шляпе. «Вот так-то, бабоньки, – сладким голосом пропел проповедник, – вот какую великую силу представляет собой наша литература…» – «Спасибо вам, товарищ Дуболазов, – сказала одна из молочниц. – Обязательно нынче же возьму в библиотеке ваш роман, прочитаю…» «Фу, ты, черт! – ахнул Максим Петрович. – Как же это я так обмишурился!»
И тут упали первые крупные капли дождя.
Весь остаток дороги автобус шел, окруженный плотными колеблющимися стенами ливня; шквальный ветер бешеными порывами бил в стекла; потрепанный кузов машины вздрагивал, жалобно скрипел, и казалось – еще немного, и опрокинутый бурей автобус полетит к чертям в один из тех глубоких глинистых оврагов, что вплотную подбирались к самому шоссе…
Но как-то довольно быстро отгремела гроза, отшумел ветер, и когда въезжали в райцентр – стихия смирилась окончательно и лишь ровно, споро, видимо, на всю ночь, умиротворенно и ласково шелестел дождь.
На остановке вышли все – бабы с бидонами, гражданин в шляпе, старуха, – зашлепали по грязи кто куда; один товарищ Дуболазов не спешил покидать надежное укрытие: он что-то сказал водителю, тот почтительно закивал головой, мотор взревел и, свернув с асфальта, ныряя по размытым колеям, автобус поволок драгоценную особу товарища Дуболазова в противоположную сторону площади, туда, где блестящая, вымытая дождем, красовалась известная уже читателю статуя княжеского жеребца. Проводив глазами знаменитого гостя, Максим Петрович направился в райотдел.
Был тот час дня, когда служилый народ уже покинул свои до блеска насиженные места, когда в опустевших учреждениях, гремя ведрами и орудуя вениками и швабрами, начинали свою кипучую деятельность строгие и вечно чем-то недовольные уборщицы, и лишь возле какого-нибудь стола, еще пуще возбуждая их недовольство, возились последние канцелярские энтузиасты, решившие лечь костьми, а закончить сегодня же подшивку накопившихся входящих бумажек. Милиция не была исключением: первой, кого встретил Максим Петрович, переступив порог райотдела, оказалась тетя Дуся. Конским скребком она с ожесточением скоблила в сенях пол и на чем свет стоит въедливым голосом бранила посетителей за их некультурность: «Наплевали, ироды, нахавозили… А тетя Дуся прибирай за всех – это что, интересно? Нет бы ноги об скобочку почистить, – прется, лешман, горюшка мало! Ты, голова садова, куда пришел? В магазин или куда? Ты, голубок, в милицию пришел и, будь добрый, не нарушай!»
Увидев Щетинина, она руками всплеснула:
– Да ты, Петрович, не то захворал? Чтой-то с лица так сошел, ведь это что! Ай тебя там голодом морили?
– Молчи! – отмахнулся Максим Петрович. – Спасибо скажи, что еще ноги не протянул.
Муратов сидел, погруженный в чтение какой-то бумаги.
– А-а! – воскликнул он, увидев Максима Петровича. – Из дальних странствий… Ну, давай, давай, рассказывай.
– Да что ж рассказывать-то? – пожал плечами Щетинин. – Я уж докладывал вам по телефону.
– М-да… – снимая очки, задумчиво протянул Муратов. – А ведь поначалу-то вроде бы похоже было, что следок появился, а?
Максим Петрович тяжко вздохнул, промолчал.
– А тут еще вот, не угодно ли, – Муратов подвинул Максиму Петровичу листок, вырванный из какого-то служебного блокнота. – Штучка с ручкой…
Максим Петрович пробежал его глазами. Это была жалоба председателя райпотребсоюза т. Малахина на затянувшееся расследование изваловского дела. «Находясь по жене в родстве с погибшим гражданином В. А. Изваловым, – писал Малахин, – считаю своим долгом выразить недоумение и претензию в адрес райотдела милиции по поводу крайне медленного и неоперативного расследования обстоятельств дела о злодейском убийстве вышеупомянутого гр. Извалова В. А. Хотя с момента совершения преступления по настоящий день времени истекло более чем, достаточно (три месяца и двенадцать дней), тем не менее преступник и похищенные им деньги все еще не обнаружены, что причиняет семейству покойного большой ущерб, как моральный, так и материальный. Настоящим прошу активизировать розыск преступника и похищенных им денег, которые ввиду затрудненного материального положения крайне необходимы семейству покойного. К сему от имени вдовы и дочери убитого Извалова В. А. – его родственник Я. С. Малахин».
– Скажите пожалуйста! – раздраженно хмыкнул Максим Петрович, бросая бумажку на стол. – Тон-то ведь какой! Да мы-то что же делаем, забулдыга ты райпотребовская!? «Активизировать розыск»! – вовсе выходя из себя, плюнул Максим Петрович. – Тебя бы, черта брюхатого, в нашу шкуру, так ты б…
– Однако, брат, – добродушно усмехнулся Муратов, – порастрепал ты в городе нервишки-то, а?
– Да нет, что ж это, Андрей Павлыч, в самом деле, обидно ведь! Тут, что называется, с ног сбились, сон потеряли с этим проклятым делом, а он – «претензия»! Что ж вы с этой бумажкой намерены делать? – вытирая вспотевший лоб и несколько успокаиваясь, спросил Максим Петрович.
«…К баньке через огород вела узкая тропка в глубоком снегу.По своим местам Степан Егорыч знал, что деревенские баньки, даже самые малые, из одного помещения не строят: есть сенцы для дров, есть предбанничек – положить одежду, а дальше уже моечная, с печью, вмазанными котлами. Рывком отлепил он взбухшую дверь, шагнул в густо заклубившийся пар, ничего в нем не различая. Только через время, когда пар порассеялся, увидал он, где стоит: блеклое белое пятно единственного окошка, мокрые, распаренные кипятком доски пола, ушаты с мыльной водой, лавку, и на лавке – Василису.
«… Уже видно, как наши пули секут ветки, сосновую хвою. Каждый картечный выстрел Афанасьева проносится сквозь лес как буря. Близко, в сугробе, толстый ствол станкача. Из-под пробки на кожухе валит пар. Мороз, а он раскален, в нем кипит вода…– Вперед!.. Вперед!.. – раздается в цепях лежащих, ползущих, короткими рывками перебегающих солдат.Сейчас взлетит ракета – и надо встать. Но огонь, огонь! Я пехотинец и понимаю, что́ это такое – встать под таким огнем. Я знаю – я встану. Знаю еще: какая-то пуля – через шаг, через два – будет моя.
«…– Не просто пожар, не просто! Это явный поджог, чтобы замаскировать убийство! Погиб Афанасий Трифоныч Мязин…– Кто?! – Костя сбросил с себя простыню и сел на диване.– Мязин, изобретатель…– Что ты говоришь? Не может быть! – вскричал Костя, хотя постоянно твердил, что такую фразу следователь должен забыть: возможно все, даже самое невероятное, фантастическое.– Представь! И как тонко подстроено! Выглядит совсем как несчастный случай – будто бы дом загорелся по вине самого Мязина, изнутри, а он не смог выбраться, задохнулся в дыму.
Произведения первого тома воскрешают трагические эпизоды начального периода Великой Отечественной войны, когда советские армии вели неравные бои с немецко-фашистскими полчищами («Теперь — безымянные…»), и все советские люди участвовали в этой героической борьбе, спасая от фашистов народное добро («В сорок первом»), делая в тылу на заводах оружие. Израненные воины, возвращаясь из госпиталей на пепелища родных городов («Война», «Целую ваши руки»), находили в себе новое мужество: преодолеть тяжкую скорбь от потери близких, не опустить безвольно рук, приняться за налаживание нормальной жизни.
«… И вот перед глазами Антона в грубо сколоченном из неструганых досок ящике – три или пять килограммов черных, обугленных, крошащихся костей, фарфоровые зубы, вправленные в челюсти на металлических штифтах, соединенные между собой для прочности металлическими стяжками, проволокой из сверхкрепкого, неизносимого тантала… Как охватить это разумом, своими чувствами земного, нормального человека, никогда не соприкасавшегося ни с чем подобным, как совместить воедино гигантскую масштабность злодеяний, моря пролитой крови, 55 миллионов уничтоженных человеческих жизней – и эти огненные оглодки из кострища, зажженного самыми ближайшими приспешниками фюрера, которые при всем своем старании все же так и не сумели выполнить его посмертную волю: не оставить от его тела ничего, чтобы даже малая пылинка не попала бы в руки его ненавистных врагов…– Ну, нагляделись? – спросил шофер и стал закрывать ящики крышками.Антон пошел от ящиков, от автофургона, как лунатик.– Вы куда, товарищ сержант? Нам в другую сторону, вон туда! – остановили его солдаты, а один, видя, что Антон вроде бы не слышит, даже потянул его за рукав.
В опустевшей квартире недавно убитой целительницы Алевтины ночью погибает капитан милиции Мальцев. Разрыв сердца? Явление призрака покойной? А может быть, результат встречи с таинственным убийцей?Один за другим гибнут банкиры и предприниматели, входившие в «ближний круг» этой загадочной женщины, которую многие считали ведьмой. Связаны ли эти преступления с ее смертью? В столь запутанном деле на помощь старшему оперуполномоченному Кудряшову приходит знаменитый астролог Лариса Верещагина…
А ведь все так невинно начиналось! Четыре подружки коротали вечерок с бутылочкой «зеленого дьявола» и вели милую дамскую беседу о том… как бы им «грамотно» отправить на тот свет ненавистного шефа. Почему бы не помечтать о приятном в теплой дружеской компании? Все бы ничего, да только шефа вскоре действительно нашли мертвым, к тому же кто-то снял на видео посиделки четырех любительниц абсента. Впрочем, они и сами друг друга теперь подозревают. И распутать этот клубок противоречий по силам только их старой знакомой, неугомонной журналистке Инне Пономаренко…
Все три повести астраханского прозаика Юрия Смирнова посвящены работе советской милиции. Две из них — «Переступить себя» и «Твой выстрел — второй» — рассказывают о борьбе сотрудников милиции с бандитизмом в годы гражданской и Великой Отечественной войн, третья — «Что ответить ему» — посвящена работе милиции в наши дни.
В сборник «Последний идол» вошли произведения Александра Звягинцева разных лет и разных жанров. Они объединены общей темой исторической памяти и личной ответственности человека в схватке со злом, которое порой предстает в самых неожиданных обличиях. Публикуются рассказы из циклов о делах следователей Багринцева и Северина, прокуроров Ольгина и Шип — уже известных читателям по сборнику Звягинцева «Кто-то из вас должен умереть!» (2012). Впервые увидит свет пьеса «Последний идол», а также цикл очерков писателя о событиях вокруг значительных фигур общественной и политической жизни России XIX–XX веков — от Петра Столыпина до Солженицына, от Александра Керенского до Льва Шейнина.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Синтия Тейлор привыкла получать все, что захочет. Как оказалось, крепкий брак, великолепный дом и двое прелестных детишек — совсем не предел ее мечтаний. Муж ее сестры Селесты зарабатывает больше, и он не последний человек в криминальном мире. Затащить его в постель, изменив своему супругу и предав родную сестру? Это самое меньшее, на что способна Синтия! Она не остановится, даже разбив жизни собственных детей…