Барабаны в ночи - [2]

Анна. Но я не могу его забыть! Нет! Уговаривайте, как хотите, но я этого не могу!

Балике. Так выходи за Мурка, он тебе живо поможет.

Анна. Да, я люблю его, и будет время, буду любить еще больше, но сейчас еще не время.

Балике. Ну, он тебя живо уломает, ему только нужны кое-какие права, такие дела лучше всего обделываются в браке. Я не могу тебе все это объяснять, ты еще чересчур молода! (Щекочет ее). Ну как, по рукам?

Анна (с довольным смешком). Да я и не знаю, захочет ли Фридрих.

Балике. Жена, загляни-ка к нам!

Госпожа Балике. Прошу вас сюда, в комнату, будьте любезны, войдите, господин Мурк!

Входит Мурк.

Балике. Привет, Мурк! Вид у вас как у утопленника!

Мурк. Фрейлейн Анна!

Балике. Что это с вами? Да вы дрожите, как заяц! Отчего вы побелели как мел, приятель? Вам не правится вечерняя стрельба?

Пауза.

Ну, Анна, угощай. (Приосанившись, уходит вместе с женой).

Анна. Что с тобой, Фридрих? Ты и в самом деле бледен.

Мурк (подозрительно озираясь). Ему, видно, нужен жених румяный, как яблочко!

Пауза.

Кто-нибудь был тут? (Подходит к Анне). Тут кто-нибудь был? Почему ты вдруг побелела как полотно? Кто здесь был?

Анна. Никого. Никого здесь не было! Да что с тобой стряслось?

Мурк. Зачем тогда вся эта спешка? Не втирайте мне очки. Ну, ладно, Бог с ним! Но в этом кабаке я не желаю праздновать помолвку!

Анна. Да кто говорит про помолвку?

Мурк. Старуха. Свой глаз — алмаз. (Неспокойно ходит по комнате). Ну, а если я согласен?!

Анна. Ты вообще делаешь вид, будто мои родители очень хотят этого! Видит бог, они этого вовсе не хотят! Ни на столечко!

Мурк. Ты, кажется, уже давно отвечаешь сама за себя.

Анна. Я только думаю, что ты слишком легко себе все это представляешь.

Мурк. Ах, вот как? У тебя есть другой!

Анна. Я не сказала ни слова о другом.

Мурк. Но вот он висит на стене, и он тут, и он бродит по дому!

Анна. Это было совсем иначе. Это было такое, чего тебе никогда не понять, потому что это была духовная близость.

Мурк. А у нас с тобой, значит, плотская?

Анна. У нас с тобой вообще ничего нет.

Мурк. Но не теперь! Теперь уже есть кое-что!

Анна. Откуда это тебе известно?

Мурк. Ничего, скоро здесь заговорят совсем по-другому.

Анна. Что ж, надейся.

Мурк. Я ведь сватаюсь!

Анна. Это и есть твое объяснение в любви?

Мурк. Нет, еще успеется.

Анна. Но тут замешана еще и фабрика снарядных ящиков.

Мурк. А ты шельма! Слушай-ка, нынче ночью они опять ничего не почуяли?

Анна. О, Фридрих! Они-то спят как сурки. (Ластится к нему).

Мурк. Мы не спим!

Анна. Плутишка.

Мурк (рывком притягивает ее к себе, но целует холодно). Шельма!

Анна. Тише! Там, в ночи, идет поезд! Ты слышишь? Иногда я боюсь, что войдет он. Меня всю пробирает озноб.

Мурк. Эта мумия? Я беру на себя. Послушай, я тебе твердо говорю: вон его, он нам в этом деле не нужен! Никаких трупов в нашей постели! Я не потерплю никого рядом с собой!

Анна. Ну, не злись, Фридрих, поди ко мне, прости меня!

Мурк. Святой Андреас? Дурацкое привидение! После нашей свадьбы он будет еще раз похоронен. Хочешь пари? (Смеется). Пари — будет ребенок.

Анна (прячет лицо у него на груди). О, милый, не говори так!

Мурк (весело). Почему же? (В дверь). Заходите, мамаша! Привет, папаша!

Госпожа Балике (прямо из-за двери). О, дети мои! (Сквозь слезы). Как снег на голову!

Балике. Трудные роды, а?

Все растроганно обнимаются.

Мурк. Близнецы! Когда мы устроим свадьбу? Время — деньги.

Балике. По мне, хоть через три недели! Обе постели в порядке. Мать, ужин на стол!

Госпожа Балике. Сейчас, сейчас, муженек, дай мне только отдышаться. (Бежит в кухню). Как снег на голову!

Мурк. Позвольте мне пригласить вас нынче вечером в бар «Пиккадилли» на бутылочку красного. Я — за немедленную помолвку. А ты, Анна?

Анна. Раз так надо!..

Балике. Но только здесь! К чему этот бар «Пиккадилли»? Что у тебя, башка не варит?

Мурк (беспокойно). Не здесь. Ни в коем случае не здесь.

Балике. Вот оно как?!

Анна. Он такой чудной. Пусть будет бар «Пиккадилли»!

Балике. В такую ночь! На улицу выйти опасно!

Госпожа Балике (входит вместе со служанкой, накрывает на стол). Да, дети! Чего не чаешь, то как раз и сбудется. Прошу к столу, господа!

Едят.

Балике (поднимает стакан). За здоровье нареченных. (Чокаясь). Время сейчас ненадежное. Война кончилась. Свинина слишком жирна, Амалия! Демобилизация обрушила на оазисы мирной работы грязный поток разнузданности, похоти, скотской бесчеловечности.

Мурк. За снарядные ящики, ура! Ура, Анна!

Балике. Везде шныряют нищие проходимцы, рыцари удачи. Правительство бессильно в борьбе со стервятниками революции. (Разворачивает лист газеты). Разъяренные массы отрицают идеалы. Но самое скверное, скажу вам откровенно, — это фронтовики, одичавшие, обленившиеся, отвыкшие от работы авантюристы, для которых нет больше ничего святого. Воистину тяжелое время; хороший муж, Анна, теперь дороже золота. Держись за него крепче. Не робейте, и вы пойдете вперед, всегда вдвоем, всегда вперед, ура! (Заводит граммофон).

Мурк (вытирает пот со лба). Браво! Настоящий мужчина своего добьется. Надо иметь крепкие локти, надо иметь кованые сапоги и ясную голову на плечах и не смотреть себе под ноги. Так ведь, Анна? Я ведь и сам из народа. Был мальчонкой — рассыльным на механическом заводе. Там щипок, тут подзатыльник схлопочешь, зато везде чему-нибудь да выучишься. Вся наша Германия так выходила в люди! Бог — свидетель, мы не белоручки, а настоящие работяги. Теперь-то я зажил! Твое здоровье, Анна!