Барабаны пустыни - [7]

Сытые, живущие в довольстве чиновники нередко проводят уик-энд на Мальте, а то и в Афинах; кое-кто летает на ночь даже в Рим или Париж. В понедельник они возвращаются в офисы и роскошные виллы. Построенные местными удачливыми торговцами и предприимчивыми маклерами виллы сдаются компании внаем. А она строит в садах вилл плавательные бассейны и фонтаны и платит баснословные деньги за все: за роскошную коллекционную мебель, за кондиционеры, за прислугу, за телевизоры… Каждый день не один раз проходил Сулейман мимо этих зданий, отделанных гранитом и мрамором, зеленых, красных, желтых, светлосерых. В безбрежном желтом море пустыни они казались ярким узором на огромном персидском ковре. Из окон вилл доносились звуки музыки. Крыши ощетинились крестами телевизионных антенн.

А в своей лачуге Сулейман слышит иную музыку: крики и плач детей.

Предмет законной гордости Сулеймана — великолепные, черные как смоль длинные усы, за которыми он старательно ухаживает: подкрашивает, расчесывает и приглаживает доведенными до автоматизма движениями. Никто, собственно, не знает, что побудило Сулеймана отращивать усы. Когда он только начинал свою работу в компании, его густые, с завитками на концах усы привлекали всеобщее внимание, но постепенно к ним привыкли и перестали замечать.

Однажды Сулеймана увидел новый директор филиала. Он только недавно пожаловал сюда из-за моря и решил ознаменовать свое правление, проявив демократизм и интерес к нуждам простых рабочих.

— Сколько лет ты отращиваешь усы? — спросил он Сулеймана.

— Лет двадцать пять, — ответил Сулейман.

— Так вот, у меня для тебя сюрприз! Я решил устроить в твою честь банкет, точнее говоря, мы отпразднуем юбилей твоих усов. Как-никак нам надо думать и о простых людях, о таких рабочих, как ты.

Он вышел из-за стола и, вплотную подойдя к Сулейману, демонстративно пожал ему руку.

В отделе рабочей силы было созвано экстренное совещание. Присутствовали начальник отдела, три его заместителя, руководители других отделов, представитель компании по связи с прессой. Всего человек тридцать, не меньше. На длинном столе — чашечки с кофе, бутылки пива, пепси-колы и виски. Над дверью включили красную лампу и повесили табличку: «Закрытое совещание. Посторонним вход воспрещен».

Первым делом завели досье — кожаную папку «Торжественный обед в честь рабочего Сулеймана Шанабу. Дело № 30».

Далее следовал подробный план предполагаемых торжеств: виды напитков, подарок от компании, порядок его вручения, краткое содержание юбилейных речей и список ораторов.

Дабы сделать приятное юбиляру, начальник отдела предложил, чтобы речь в его честь была произнесена на арабском языке. Присутствующие в недоумении стали пожимать плечами и переглядываться. Выход из положения, как всегда в таких случаях, нашел старший технический советник.

— Я предлагаю, — сказал он, — чтобы все слова речи были написаны латинскими буквами.

Эта блестящая идея была встречена громом аплодисментов. Директор вызвал Сулеймана. В смущении, не зная, что его ожидает, входил он в кабинет, все стены которого были увешаны сверху донизу картами, диаграммами, разноцветными схемами, а стол и столики вокруг заполнены образцами пород и пробами песка.

Раскачиваясь в кресле и не вынимая трубки изо рта, директор объявил:

— Так вот, как я и говорил тебе, в воскресенье, то есть послезавтра, будет устроен торжественный банкет в честь… самых длинных усов… а значит, и в твою честь…

Отпечатали пригласительные билеты и распространили их среди чиновников, экспертов, советников. Приглашения были составлены на трех языках: английском, итальянском, французском. К приглашению был приложен небольшой текст на арабском языке:

«Убедительно просим Вас пожаловать в воскресенье на торжественный банкет в честь самых длинных в компании усов. Форма одежды повседневная. Желательно с женами. Разрешается взять с собой детей. Во время торжественного приема состоится вручение памятного ценного подарка рабочему Сулейману Шанабу».

Служащие компании наперебой пожимали Сулейману руку.

— Поздравляем, Сулейман, от души поздравляем. Да, наш директор — настоящий джентльмен и поистине большой человек.

Когда Сулейман возвратился в свою лачугу, его окружили дети. При виде их у него сердце сжалось от жалости: этот никак не избавится от кашля, другой почти ничего не видит, третий — желтый как лимон.

Он сообщил новость. Всеобщую радость затмила проблема праздничной одежды. Его видавший виды бежевый костюм и пальто с оторванными пуговицами никак не соответствовали торжественности грядущего юбилея, который должны почтить своим присутствием важные господа. Что делать? Пришлось купить у еврея Брахи костюм в рассрочку, в другой лавке взять под залог галстук, лакированные туфли и наручные часы вместо старых, карманных.

Одна из центральных газет, существующая за счет объявлений и рекламы компании, опубликовала на первой странице информацию своего собственного корреспондента под заголовком: «Компания устраивает прием в честь своего рабочего Сулеймана Шанабу».

«Это событие, — писал корреспондент, — следует рассматривать не только как выражение истинного демократизма, столь характерного для нового руководства филиала компании, но и как проявление подлинно отеческой заботы дирекции о нуждах простых рабочих». Ниже была помещена довольно крупная фотография Сулеймана, стоящего у пульта управления сложного агрегата.