Барабаны осени. О, дерзкий новый мир! - [2]

Их было трое; руки у них были связаны спереди, на шее у каждого был железный воротник с кольцом; цепь, пропущенная сквозь кольца, соединяла узников между собой. Первым шел невысокий пожилой мужчина, оборванный и грязный, едва волочащая ноги развалина, которая то и дело пошатывалась и спотыкалась, так что священник в темном костюме, шедший рядом с осужденными, был вынужден то и дело поддерживать его под руку, чтобы тот не упал.

— Это кто, Гэйвин Хайз? Он выглядит больным, — негромко сказала я Фергусу.

— Он пьян, — ответил мягкий голос у меня за спиной. Я резко обернулась и увидела Джейми, стоявшего совсем рядом и не отрывавшего глаз от процессии.

Неустойчивость малорослого человека нарушала стройность процессии, а его постоянные попытки упасть на колени заставляли тех двоих, что были соединены с ним цепью, шарахаться из стороны в сторону, чтобы увернуться от него и удержаться на ногах. В целом впечатление создавалось такое, как будто трое пьянчужек возвращались домой из ближайшей таверны; и это выглядело чрезвычайно странно, если учесть серьезность происходившего. Сквозь грохот барабанов до меня доносились смешки, выкрики и язвительные замечания, звучавшие с битком набитых людьми кованых балконов домов, стоявших вдоль Ист-Бэй.

— Твоя работа? — спросила я тихо, чтобы не привлекать внимания стоявших рядом, — но я могла бы хоть закричать во весь голос и замахать руками; никто не замечал ничего, кроме происходившего впереди.

Я скорее почувствовала, чем увидела, как Джейми пожал плечами, продвигаясь вперед и становясь рядом со мной.

— Он сам меня попросил, — сказал Джейми. — И это лучшее, что я мог для него сделать.

— Бренди или виски? — спросил Фергус, изучая Хайза оценивающим взглядом.

— Этот человек шотландец, милый Фергус. — Голос Джейми был так же спокоен, как и его лицо, но я все же уловила в нем слабую нотку напряжения. — Виски… Он хотел виски.

— Мудрый выбор. Если ему повезет, он может даже и не заметить, как его повесят, — пробормотал Фергус.

Маленький человечек тем временем выскользнул из рук проповедника и с размаху шлепнулся лицом вниз на песчаную дорогу, и один из его товарищей упал на колени от толчка; третий пленник, высокий молодой человек, устоял на ногах, но отчаянно раскачивался из стороны в сторону, пытаясь удержать равновесие. Толпа при этом зрелище отчаянно развеселилась.

Капитан стражи залился краской от белого парика до металлического латного воротника, разогретый яростью не меньше, чем солнцем. Он выкрикнул приказ, пока барабаны продолжали свой мрачный грохот, и один из солдат поспешно подбежал к приговоренным, чтобы снять соединявшую их цепь. Хайза бесцеремонным рывком поставили на ноги, солдаты схватили его за обе руки, и процессия двинулась дальше, уже более упорядоченно.

Смех затих, когда она подошла к виселице — это была подвода с запряженными в нее мулами, стоявшая под ветвями огромного, могучего дуба, Я даже пятками ощущала бой барабанов. Меня тошнило от жары и от запахов. Барабаны внезапно умолкли, и в ушах у меня зазвенело от тишины.

— Тебе вовсе ни к чему смотреть, Сасснек[1], — прошептал мне в ухо Джейми. — Вернись в фургон. — Он, не мигая, смотрел на Хайза, который что-то бормотал и шатался в руках солдат, глядя по сторонам затуманенными глазами.

Последнее, чего мне хотелось, так это смотреть. Но все же я не могла оставить Джейми одного перед этим зрелищем. Он пришел сюда ради Гэйвина Хайза; я пришла ради него. Я дотронулась до его руки.

— Я останусь.

Джейми выпрямился, расправив плечи. Он сделал шаг вперед, дабы быть уверенным: его видно в толпе. Если Хайз был достаточно трезв для того, чтобы видеть хоть что-либо, то последним, что он увидит в этом мире, будет лицо его друга.

И он увидел; Хайз шарил глазами туда-сюда, пока его поднимали на подводу, вертел головой, отчаянно таращась…

— Гэйвин! — внезапно закричал Джейми.

Глаза Хайза сразу нашли его, и он перестал сопротивляться.

Маленький человек стоял, слегка покачиваясь, пока зачитывали приговор: виновен в краже на сумму шесть фунтов и десять шиллингов. Он был весь покрыт красноватой пылью, и капли пота висели, дрожа, на его седой щетине. Проповедник наклонился к нему, что-то настойчиво шепча на ухо.

Потом снова зазвучали барабаны, рассыпая ровную дробь. Палач накинул петлю на лысеющую голову, опустил на шею, затянул потуже, аккуратно расположив узел точно под ухом. Капитан стражи стоял неподвижно, подняв саблю.

Вдруг приговоренный выпрямился. Глядя на Джейми, он открыл рот, как будто собираясь что-то сказать.

Сабля сверкнула на утреннем солнце, и барабаны замолчали с финальным «банг!»

Я посмотрела на Джейми; он побелел, неподвижные глаза расширились.

Краем глаза я видела натянувшуюся веревку и слабое подергивание висящей мешком одежды. Резкая вонь мочи и фекалий донеслась до нас сквозь густой воздух.

Стоявший с другой стороны от меня Фергус наблюдал за всем с полным бесстрастием.

— Полагаю, он все-таки заметил, — с сожалением пробормотал он.

* * *

Тело покачнулось, мертвец слегка вибрировал, как тяжелый отвес на бечевке. По толпе пронесся вздох ужаса и облегчения. В пылающем небе кричали крачки, шум залива слабо просачивались сквозь плотный воздух, но место событий окутывала тишина. Оттуда, где я стояла, были слышны короткие «плюм… плим… плюм…» — это капли падали вниз с болтавшихся в воздухе башмаков трупа.