Барабан на шею! - [10]

– Я бы настаивал на другой формулировке. – Зверь слегка обиделся. – Репутация дамского угодника.

Лавочкин показал на стену замка:

– Смотрите-ка, переговорщик!

На стене действительно появился одинокий человек. Он походил на растолстевшего Дольфа Лундгрена: лицо-ледокол, широченные плечи, высокий, но – дряблый. Сказывались неправильный образ жизни и пристрастие к горячительным напиткам. Разумеется, это был сам барон Лобенроген.

Барон пребывал в крайней степени раздражения. Во-первых, бодун. Во-вторых, горечь вчерашнего поражения от проклятого Косолаппена. В-третьих, вопящая толпа разбудила его, а это прямой вызов его абсолютному авторитету.

«Вчера тебе накостылял соперник, а сегодня подданные наглеют. Куда катится мир?» – подумалось барону.

– Чего орете, смерды? – крикнул Лобенроген и тут же схватился за больную голову.

Крестьяне замолкли.

Ответил дрожащий от страха староста:

– Мы требуем выполнения своих требований!

Это было серьезное заявление. Хозяин замка на несколько секунд забыл о головной боли, постарался вникнуть в содержание плакатов.

– Э… «Барон, иди считать ворон»… «Выполни»… «обязанности»… «за май»… «супружеские»… Ерунда какая-то… – Похмельный феодал шевелил непослушными губами, ища смысл.

Он нервно облизнулся, мечтая выпить чего-нибудь холодного и не очень крепкого.

– То есть вы хотите, чтобы я пошел считать ворон? – грозно спросил он. – А супружеские обязанности я уже исполнил в полном объеме!

– Мы же написали, не супружеские, а наоборот… – стушевался староста. – А про ворон… Это фигурально.

– Супружеские наоборот?!. Э, да тут у меня бунт?! – Лобенроген выпучил глаза. – Вы что, песье племя, себе позволяете?

– Вы, ваше величие, налоги собирали? Собирали! А защищать нас вчера стали? Не стали!

Староста отлично усвоил Колину большевистскую пропаганду.

– А я и не обещал никого защищать, – нагло заявил барон. – Идите работать. Если не разойдетесь, то выпущу войско. Уж с крестьянами-то оно справится.

Лобенроген обернулся и посмотрел вниз, во двор:

– Да-да, про вас, дармоедов, говорю!

Палваныч сплюнул. Толкнул солдата в плечо:

– За мной, рядовой. Пора в путь.

– А как же?.. – Коля протянул руку в сторону забастовщиков.

– А так же, – осклабился Дубовых. – Хочешь дождаться от них самой искренней благодарности?

– Н-нет.

– Тогда валим отсюда!

– Можно с вами? – протявкал Пес в башмаках.

– Не возражаю, – разрешил прапорщик.

Троица покинула наблюдательный пункт и скрылась в лесах Дробенланда, оставляя за спиной еще две рассерженные фракции. Селяне были сильно недовольны итогами переговоров с администрацией. Администрация ужасно желала узнать, кто был зачинщиком столь необычной смуты. Барон Лобенроген сообразил: такие бунты отнюдь не усилят его власти.

Слуги феодала пристрастно допросили пару крестьян. Стали известны имена смутьянов-гастролеров. Николас и Пауль обретали новую, весьма сомнительную популярность.

Палваныч, Лавочкин и пес топали по узкой лесной тропинке. Было пасмурно, влажно, и дул прохладный ветер. Скука царила неимоверная, хоть засыпай на ходу.

Чтобы развеять дрему, прапорщик завел разговор:

– Ну, кобель в сандалиях, или как там тебя, показывай дорогу к Дриттенкенихрайху.

– Пес в башмаках, с вашего позволения, – поправил оскорбленный кобель.

– Однохренственно. Что там с дорогой?

– К сожалению, не знаю. Не путешествовал… Именно по этой причине я напросился к вам в спутники! Посетить иные края – вот соль моих мечтаний!

– Кто тебя говорить учил? – спросил Палваныч. – Треплешься, как Пушкин с Лермонтовым, блин.

– Не имел чести знавать. А манеру изъясняться принял от многих достойных представителей аристократии.

Пес проговорил это с нечеловеческим достоинством. С собачьим.

– Эти представители посещали тебя в деревне? – Лавочкин лукаво улыбнулся.

– Ваша ирония простительна, ибо опирается на неосведомленность, многоуважаемый Николас, – печально прогундосил кобель. – Я начал жизнь в столице.

Коля перебросил мешки с левого плеча на правое. Солдат тайно костерил прапорщика за то, что тот сгрузил свою ношу на него. Вроде бы не тяжело, но неудобно и нечестно. И между прочим, вчера мешок Палваныча казался легче…

– В столице, значит… – продолжил беседу рядовой. – Да вы, получается, светский лев?

– Издеваетесь, – насупился кобелек. – Каламбурите… А ведь всего три года назад я отчаянно воспламенял на балах!

– Зажигал, что ли?

– Истинная правда. Я блистал.

– Еще бы. Гвоздь вечера – пес в башмаках, – проговорил Палваныч, перепрыгивая маленький ручей. – Так, привал. Приказываю поесть-попить.

Король столичных вечеринок плюхнулся на траву, разул ногу и принялся с остервенением чесаться за ухом. Звук получился, словно вертолет летит: тыр-тыр-тыр-тыр-тыр…

Дубовых даже в небо посмотрел.

Выбрали место посуше, расселись. Коля расстегнулся, размотал знамя, давая торсу отдых. Прапорщик наворожил курятины.

Пока личный состав уплетал завтрак, в Палваныче потихоньку просыпался командир-стратег. Потянуло проинвентаризировать имеющиеся ресурсы.

– Рядовой Лавочкин, доложи про оставшиеся в твоем распоряжении фокусы!

Парень не сразу понял, что Дубовых подразумевает под фокусами.

– Ах, это!.. Если честно, товарищ прапорщик, то не знаю. Знамя сказало…