Бансу - [29]
Глазки зверя не обещали летчику ничего хорошего.
— Хрен тебе, сволочь, — сказал Чиваркин, чувствуя, как внутри закипает справедливая злость. — Большой тебе хрен…
Они медленно и неуклонно поднимались к вершине недостижимого каменистого, зловеще чернеющего хребта — две точки на фоне поблескивающей гальки и начавшегося попадаться навстречу снега: человек и упрямо тянущийся за ним медведь.
Острые камни сделали дело: правая подошва окончательно расползлась. Вася с тоской вспомнил свою ссору со штурманом из-за отличных, надежных, новеньких американских ботинок. Те ботинки действительно были качественные: сюда бы их! Чиваркин впал в отчаяние. И почему он так уверился, что босой на одну ногу Демьянов полезет именно на вершину, а не направится по берегу Кэш, как и полагается любому здравомыслящему человеку? «Нет, все-таки полезет, — подумал, приказывая себе не раскисать на виду у медведя. — Обязательно полезет. Здравомыслия в Алёшке ни на грош: чего только стоит его выходка в Фэрбанксе. Одно слово — дурак».
XXI
Неторопливый Бесси развернул лодку в обратном направлении, как только они с доком оказались на ее борту. Трипп не противился решению босса — после всего увиденного он не горел желанием оставаться в этих местах на ночлег. Риск, разумеется, был — часто лодка оказывалась в плотном тумане. Каким-то чудом Бессел провел ее по самой узкой и быстрой части Тэш. Гудение мотора поднимало расположившихся в плавнях на ночлег бесчисленных гусей и уток: недовольный гогот и кряканье служили пусть ненадежным, но ориентиром, однако риск натолкнуться на отмель все-таки был. Тем не менее Смит не сбавлял хода, торопясь вернуться как можно скорее. Замерзший, обеспокоенный доктор добросовестно вглядывался в белесую пелену, но мало чем мог помочь рулевому: тому приходилось полагаться на интуицию, которая вновь не подвела. Янки вернулись в Майткон под утро. В тумане они едва не проскочили поселок — вовремя залаяли собаки; целая их стая тут же сбежалась встречать вернувшихся. Данилов словно бы и не ложился: вместе с помощником полисмен явился на место высадки. Бессел попросил Триппа не распространяться об увиденном, однако алеут-полисмен вопросов не задавал. Фрэнк помог вытащить лодку, препроводил их в участок и пожелал хорошо выспаться.
Несколько часов рваного сна на жестком матрасе под пропахшим псиной одеялом скорее утомили доктора, чем взбодрили его. Смит же вообще не ложился. Керосиновая лампа пришлась весьма кстати. Вытащив из захваченного с собой вещмешка блокнот и рвущуюся на изгибах карту русского, разложив их на столе, лейтенант предался размышлениям. Блокнот ничего не дал: записи в нем велись шифром. А вот карта…
Когда совсем рассвело, лейтенант отправился к сетям и лодкам.
Невыспавшийся Трипп обнаружил начальника расхаживающим взад-вперед по вдающимся в реку мосткам, которые под его шагами немилосердно скрипели. Пожалуй, впервые со дня знакомства с представителем контрразведки доктор увидел на лице Бессела некоторое волнение. Впрочем, на этот раз Смит не собирался скрывать его; давно он так не маялся, как в те, тянущиеся подобно жевательной резинке, часы. Смит ожидал прилета «груммана», умоляя небеса, чтобы гидроплан вернулся как можно скорее. И небо не подкачало. Корт оказался исключительно пунктуален — полчаса задержки не в счет.
Майткон услышал стрекотание самолета в 13.30 по местному времени, а уже через пять минут, привлекая своим появлением жителей, «грумман» коснулся воды и, пробежавшись перед собаками и людьми, закачался возле мостков. На месте Ридли сидел новый пилот. При виде самолета возбуждение охватило доктора Триппа — все говорило о том, что, оставив внизу этот дремучий поселок с его явным средневековьем, они вот-вот возьмут курс на цивилизацию: таким образом, всего два часа полета отделяли страдальца от горячей ванны и похрустывающих, девственно чистых простыней. У доктора закружилась голова при воспоминании о запахе ароматизированного мыла «Lassu». Сейчас он готов был всучить кому угодно полцарства за пижаму и мягкие тапочки. И остальную половину — за возможность наконец-то выспаться в тишине отдельного номера пусть и плохонькой, но все же гостиницы «Северный Форт», который вот уже второй год оплачивало за него военное ведомство.
— Прикажете собирать имущество, босс? — крикнул Корт, высовываясь из кабины.
— Заводи моторы, Дэвис, — отвечал ему Бессел, еще более усилив нетерпение эскулапа.
— Возвращаемся в Найт-Филд? — с надеждой спросил доктор.
— Боюсь, что нет! — откликнулся на преждевременную радость Неторопливый Бесси. — Нам еще придется какое-то время побыть в этих благословенных краях. Полезайте в кабину, док. Да — и не забудьте аптечку!
XXII
Посредине Аляски, на все том же злосчастном северном склоне недалеко от вершины хребта намертво вбит в щебень деревянный столб: гладкий, блестящий, окаменевший, как полагается стволу, за сто (а может быть, и поболее) лет обмытому дождем и «обласканному» ветром. Солнце также постаралось, доведя дерево до звонкой твердости. И так здорово, на совесть закалено это вечное дерево, так «выдержано» жарой, водой, холодом, что любой, самый остро наточенный топор отлетит от него, не оставив ни малейшей зарубки, и, кажется, ничто в мире уже не грозит ему — ни ураган, ни молния. Непонятно, что за существо вырезано на столбе! Морда тотема оскалена, она ужасна; распахнуты глаза, зрачки которых, потемневшие то ли от времени, то ли от оставшейся краски, производят впечатление даже на тех, кто не особо и впечатлителен, кто уже предупрежден, кто уже готов их увидеть. Деревянный язык высунут между двух нижних зубов. Про глаза можно сказать: они проникают, они словно едят всматривающегося в них и нехорошо едят — несомненно, есть в них нечто зловещее и по-настоящему колдовское. Как удалось создать подобное выражение «проницаемости» этих глаз в душу тех, кто встречается с ними взглядом, безымянным резчикам — неведомо: не иначе не обошлось без шаманства и заклинательных плясок. Но более морды уродливы уши тотема, ибо они есть уши с большой буквы: Уши-Крылья — растопыренные, расщепленные на кончиках, некогда богато раскрашенные (все облупилось, опять-таки лишь кое-где осталась древняя краска). Эти распахнувшиеся Уши-Крылья создают впечатление, что морда готова вот-вот сорваться со своего постамента и по-ястребиному броситься на взобравшегося сюда храбреца.
Вторая мировая война. Потери в танковых дивизиях с обеих сторон исчисляются десятками подбитых машин и сотнями погибших солдат. Однако у «Белого тигра», немецкого танка, порожденного самим Адом, и Ваньки Смерти, чудом выжившего русского танкиста с уникальным даром, своя битва. Свое сражение. Свой поединок.Данная повесть послужила основой для сценария фильма Карена Шахназарова «Белый тигр» (2012 г.).
Несмотря на свою былинность и сказочность, роман Ильи Бояшова совершенно лишен финальной морали. Монах и плут пребывают в непрерывном странствии: один стремится попасть в Святую Русь, другой – в страну Веселию. Но оба пути никуда не ведут. Алексей-монах, избранник Божий, не находит святости в монастырях и храмах, Алексей-плут, великий скоморох, не находит признания своему веселому дару. И утешающий и увеселяющий равно изгоняются отовсюду. Так уж повелось, что если не выпадет тебе вдоволь страданий, то и не сложат о тебе никакой былины, а рассчитывать на что-то большее, осязаемое и вовсе смешно – нечего тогда было рождаться с умом и талантом в России…
Перед вами первое и пока единственное прозаическое переложение знаменитого скандинавского эпоса «Старшая Эдда», сделанное известным писателем Ильей Бояшовым. Теперь этот литературный памятник, еще недавно представлявший интерес исключительно для специалистов, вышел за рамки академического круга и стал доступен самой широкой аудитории. «Старшая Эдда» стоит в одном ряду с такими эпосами как «Илиада» и «Махабхарата». Несмотря на то, что «Эдда» дошла до нашего времени в виде разрозненных частей, ее «Песни о богах» и «Песни о героях» сыграли колоссальную роль в развитии западноевропейской литературы.
Илья Бояшов – писатель с двойным дном. Он умеет рассказать историю так, что судьба его героя, описанная как частный случай, оборачивается в сознании читателя неким обобщающим провиденциальным сюжетом. Именно это качество вкупе с художественным мастерством позволило в свое время Бояшову взлететь на литературный Олимп и занять то место в современной русской словесности, которое по праву на сегодняшний момент за ним закреплено.Новая повесть Ильи Бояшова «Кокон» – история человека, ощутившего в себе присутствие души, как болезнь, и не жалеющего сил и средств на то, чтобы излечиться от недуга, избавиться от назойливого жильца.
У России женский характер и женское лицо – об этом немало сказано геополитиками и этнопсихологами. Но лицо это имеет много выражений. В своем новом романе Илья Бояшов рассказывает историю русской бабы, которая из ничтожества и грязи вознеслась на вершину Олимпа. Тот, кто решит, что перед ним очередная сказка о Золушке, жестоко ошибется, – Бояшов предъявил нам архетипический образ русской женственности во всем ее блеске, лихости и неприглядности, образ, сквозь который проступают всем нам до боли знакомые черты героинь вчерашнего, сегодняшнего и, думается, грядущего дня.Прочитав «Каменную бабу», невольно по-новому посмотришь на улыбающихся с экрана примадонн.
Новый роман Ильи Бояшова, лауреата литературной премии «Национальный бестселлер» и финалиста премии «Большая книга», подводит читателя к парадоксальной мысли: рай, дабы оставаться раем, требует от садовника ежедневного адского труда. Годы и годы уходят у заложника парадиза на возделывание чуда, насладиться которым у него не остается сил. Оправдывает ли Эдем своим цветением и птичьим хором тяжкие усилия садовника? Получит ли каторжный труд воздаяние? У автора на этот счет нет никаких иллюзий, и рассказывает он свою необычайную историю так, что читателю нет оснований ему не верить.
Принятое Гитлером решение о проведении операций германскими вооруженными силами не являлось необратимым, однако механизм подготовки вермахта к боевым действиям «запускался» сразу же, как только «фюрер и верховный главнокомандующий вооруженными силами решил». Складывалась парадоксальная ситуация, когда командование вермахта приступало к развертыванию войск в соответствии с принятыми директивами, однако само проведение этих операций, равно как и сроки их проведения (которые не всегда завершались их осуществлением), определялись единолично Гитлером. Неадекватное восприятие командованием вермахта даты начала операции «Барбаросса» – в то время, когда такая дата не была еще обозначена Гитлером – перенос сроков начала операции, вернее готовности к ее проведению, все это приводило к разнобою в докладываемых разведкой датах.
После Октябрьской революции 1917 года верховным законодательным органом РСФСР стал ВЦИК – Всероссийский центральный исполнительный комитет, который давал общее направление деятельности правительства и всех органов власти. С образованием СССР в 1922 году был создан Центральный исполнительный комитет – сначала однопалатный, а с 1924 года – двухпалатный высший орган госвласти в период между Всесоюзными съездами Советов. Он имел широкие полномочия в экономической области, в утверждение госбюджета, ратификации международных договоров и т. д.
Книга «Дело Дрейфуса» рассказывает об обвинении капитана французской армии, еврея по национальности, Альфреда Дрейфуса в шпионаже в пользу Германии в конце XIX века. В ней описываются запутанные обстоятельства дела, всколыхнувшего Францию и весь мир и сыгравшего значительную роль в жизни французского и еврейского народов. Это первая книга о деле Дрейфуса, изданная в России. Она открывает перед читателем одну из самых увлекательных страниц истории XIX века. Автор книги, Леонид Прайсман, израильский историк, известен читателю своими монографиями и статьями об истории терроризма и Гражданской войны в России.
Далеко на востоке Англии затерялся край озер и камышей Рамборо. Некогда здесь был город, но теперь не осталось ничего, кроме руин аббатства и истлевших костей тех, кто когда-то его строил. Джоанна Хейст, незаконнорожденная с обостренным чувством собственного достоинства, живет здесь, сколько себя помнит. Гуляет в тени шотландских елей, штурмует развалины башни, разоряет птичьи гнезда. И все бы ничего, если бы не злая тетка, подмявшая девушку под свое воронье крыло. Не дает покоя Джоанне и тайна ее происхождения, а еще – назойливые ухаживания мистера Рока, мрачного соседа с Фермы Мавра.
Когда немецкие войска летом 1941 года захватили Екатерининский дворец, бывшую резиденцию русских царей, разгорелась ожесточённая борьба за Янтарную комнату. Сначала ее удалось заполучить и установить в своей резиденции в Кёнигсберге жестокому гауляйтеру Коху. Однако из-за воздушных налётов союзников на Кёнигсберг ее пришлось разобрать и спрятать в секретной штольне, где Гитлер хранил похищенные во время войны произведения искусства. После войны комната исчезла при загадочных обстоятельствах. Никакая другая кража произведений искусства не окутана такой таинственностью, как исчезновение Янтарной комнаты, этого зала из «солнечного камня», овеянного легендами.
Эта книга — повесть о необыкновенных приключениях индейца Диего, жителя острова Гуанахани — первой американской земли, открытой Христофором Колумбом. Диего был насильственно увезен с родного острова, затем стал переводчиком Колумба и, побывав в Испании, как бы совершил открытие Старого Света. В книге ярко описаны удивительные странствования индейского Одиссея и трагическая судьба аборигенов американских островов того времени.