Банкир - [21]

Алек уставился на меня с преувеличенным восторгом.

— И тут Шерлок Холме пришел на помощь, — восхищенно продекламировал он. — Теперь мы можем спокойно пойти пообедать.

Гордон, однако, задумчиво сказал:

— Тем не менее вполне возможно основать компанию и ссудить ей деньги. Все, что для этого требуется, — повозиться с бумагами. Я сам мог бы это сделать. И кто угодно из сидящих здесь, разумеется, в пределах своих возможностей. Если бы думал, что может выйти сухим из воды.

Джон кивнул.

— Нельзя позволять, чтобы Тим или Алек шутили над этим, — значительно сказал он. — Сама репутация банка поставлена под угрозу.

Гордон нахмурился, встал, взял газету с моего стола и пошел поговорить с Почти-Равным себе в комнату, окна которой выходили на собор св. Павла. Сеется ужас, подумал я. Выступает холодный пот, и сердца банкиров трепещут в страхе.

Я мысленно прикинул, кто в нашем отделе имел такую возможность и обладал достаточной властью: тех, кто мог теоретически это сделать, оказалось двенадцать, начиная с Вэла Фишера и кончая мной самим.

Но... не Руперт же, еще погруженный в свое горе: у него нет ни сил, ни желания становиться мошенником.

Не Алек, само собой: просто потому, что он мне нравится.

Не Джон: слишком себя уважает. Не Вэл, не Гордон: немыслимо. Не я.

Остались те, кто пасся на других лужайках, а я не настолько хорошо их знал, чтоб судить. Может быть, кто-то из них поверил, что очень крупный куш стоит риска разоблачения и полного краха; но нам всем и так платили щедро, возможно, именно потому, что искушению легче всего противостоять, когда не приходится выворачивать карманы, чтобы заплатить за газ.

Гордон не возвращался. Утро медленно тащилось к обеденному перерыву, когда Джона известили, что пришел клиент, и он суетливо заторопился навстречу, а Алек подбил Руперта выйти с ним съесть пирожков и попить пива. Я захотел в тишине разделаться с делами и не пошел на ленч, и к двум часам дня еще сидел в одиночестве, когда вошел Питер, помощник Генри, и попросил меня подняться на верхний этаж, поскольку меня хотят видеть.

Дядюшка Фредди, подумал я. Дядюшка Фредди читает газетенку и взрывается, как боеголовка. По какой-либо причине он делает вывод, что это моя вина. Нервно вздохнув, я покинул свой стол и поднялся в лифте, чтобы встретиться лицом к лицу со старым воякой, рядом с которым мне никогда в жизни не было легко.

Он поджидал меня наверху, разговаривая с Генри. Оба взглянули на меня с высоты своих шести футов. Жизнь казалась бы куда менее ужасной, подумал я, будь дядюшка Фредди чуть пониже ростом.

— Тим, — сказал Генри, завидев меня, — пройдите-ка в малый зал.

Я кивнул и прошел в комнатку за залом заседаний, в которой стоял квадратный полированный стол в окружении четырех или пяти стульев. На столе лежал экземпляр «Что Происходит...», уже истрепанный от многоразового прочтения.

— Ну, Тим, — сказал мой дядя, входя в комнату вслед за мной, — ты знаешь, что все это означает?

Я покачал головой.

— Нет.

Мой дядя что-то проворчал про себя и сел, жестом позволив нам с Генри сесть рядом. Генри мог быть председателем, мог даже зваться в служебное время боссом дядюшки Фредди, но седовласому старому тирану помимо всего еще принадлежало личное право собственности на само здание, и он издавна привык обходиться со всеми здесь как с гостями.

Генри рассеянно повертел в руках газету.

— Что вы думаете? — обратился он ко мне. — Кто... вы думаете?

— Может быть, и никто.

Он едва заметно улыбнулся.

— Подстрекатель?

— Гм. Ни одной конкретной детали. Как и в прошлый раз.

— В прошлый раз, — сказал Генри, — я спрашивал у издателя газеты, откуда он получил информацию. Он ответил, что не раскрывает источники. Бесполезно спрашивать вновь.

— Нераскрываемые источники, — фыркнул дядюшка Фредди. — Никогда им не верьте.

Генри сказал:

— Гордон считает, что вы, Тим, сможете поднять дела и узнать, сколько предприятий, если они вообще есть, занимают у нас средства под пять процентов. Вряд ли таких много. Те, что остались со времени, когда проценты были низкими. Те, что когда-то выговорили у нас долгосрочный фиксированный процент. — Он не стал упоминать, что, когда пришло его время, он положил конец таким невыгодным соглашениям, связывающим нас по рукам и ногам. Если есть среди них хоть одно недавнее, вы сможете его вычислить?

— Я посмотрю, — сказал я. Мы оба знали, что на это нужны не часы, а дни, а в результате может выйти пшик. Мошенничество, если таковое имело место, могло продолжаться десятилетие. Полвека. Ловкий мошенник может очень долго заниматься своим делом и не попадаться на глаза, пока кто-нибудь случайно его не уличит. Может быть, легче окажется выяснить, кто смог его уличить и почему он обратился в газету, а не в банк.

— Так или иначе, — сказал Генри, — не только поэтому мы попросили вас подняться сюда.

— Нет, — проворчал мой дядя. — Пора тебе стать директором.

Мне показалось, я ослышался.

— Э-э... кем?

— Директором. Директором, — раздраженно повторил он. — Таким типом, который сидит в правлении. Похоже, ты никогда о них не слышал.

Я оглянулся на Генри, который улыбался и кивал.