Банк. Том 1 - [57]

Шрифт
Интервал

 Kollektiv Invest разорился

 Kollertiv Development сидит с ипотечными кредитами на миллион неплатежеспособным в виду захирения промыслов заемщикам, 600 тыщ. убытков по кредиту Kollektiv Invest, 2 млн. обязательств по депозитам, и 400 тыщ денег.

 Kollektiv Credit сидит с потребительскими кредитами на миллион неплатежеспособным в виду захирения промыслов заемщикам, 600 тыщ. убытков по облигациям Kollektiv Invest, 2 млн. обязательств по депозитам, и 400 тыщ денег.

 Kollektiv Harvest сидит с миллионом кредитов неплатежеспособным артелям, еще миллион убытков по CDO Kollektiv Invest, 2 млн. обязательств по депозитам, и без денег. Вообще! Очевидно, что Kollektiv Harvest банкротится, и объявляет полный дефолт по своим CDO.

— Ну, что о показанном положении дел скажешь?

— Да как бы Вам сказать-то…

— Чтоб не выразится? — усмехнулся председатель. Не боись!

Старостенко, который не хотел ругаться «напрямую», но при этом хотел указать на вполне соответствующее ситуации слово, очень кстати вспомнилась присказка, которую он не раз слыхал от разработчиков ПО.

— Ну, у программистов есть такая шуточная неразрешимая задача, как бы написать слово «счастье», имея только буквы Ж, О, П…

— И «А»? весело продолжил председатель, и засмеялся. Это, Николай, еще не полная жопа

— Куда уж полней-то!?

— Полная будет с учетом небиржевых CDS, вот когда их предъявят страховой компании, обанкротится и она, а стоимость остальных уже формально не застрахованных после банкротства Kollektiv Insurance CDO, которые уцелели от дефолтов, упадет еще раза в два…

— Бл… ин… Это ж какими нервами надо обладать, чтобы на этом стремном рынке еще и в плюс уходить! Я б не смог…

— Не преувеличивай нервной стойкости финансистов. Да нервы у них есть, и крепкие, но! Я ж тебе сказал, что за внешне связанными с собой деревьями леса они не видят. Овцы, когда пасутся, тоже не нервничают, так как просто не понимают, что к зиме многих из них ждет мужик с ножиком. Я тут одному из предшественников Зубкова это все попытался объяснить, не знаю, на самом деле он не понял, или только прикинулся. Не исключено, что и прикинулся, так как они все с этого кормятся, зарплату с премиями получают справно, чего обращать на это внимание. Но, скорее всего, он просто не понял, у него ж вколоченные в ВШЭ и прочих фининститутах понятия, что если оно застраховано и перестраховано, то бумага ну очень ценная, а на самом-то деле схему ты видишь…

— Гм… А зима-то близко? Пастись овцам сколько еще осталось?

— Эх, Коля… Знай я в точности ответ на этот вопрос, дал бы я Зубкову денег, потом в нужный момент скомандовал бы все продать и вышел из этой макулатуры вовремя. По очень многим признакам зима близко. И не только потому, что заканчивается кондратьевский цикл… вижу не знаешь. Был такой экономист Кондратьев, который еще до великой депрессии их описал, раз в примерно 50 лет плюс\минус пяток после подъема экономики начинается серьезный кризис, а срок как раз сейчас подходит. Лучшим доказательством того, что зима приближается, является само разрешение и существование таких бумаг. Как думаешь, зачем они по жизни нужны? Ладно, соображать ты долго будешь, подскажу. Возьмем два баланса банков, у одного там тупо обязательства по кредитам и депозитам, а у второго еще целая куча описанных на схеме сверхценных бумаг, что на вид лучше?

— Так за такое ж в картах по морде бьют! В девятнадцатом веке так вообще принято было канделябром!

Председатель рассмеялся

— Это, ежели в простом обращении, то бьют, и больно. А в США, которые нас борьбе с коррупцией все поучают, в последние дни перед Рождеством 2000 года на голосование в Конгресс поступил законопроект про финансовые инструменты, о которых мы толкуем… коротенький такой, на 200 с чем-то страниц всего лишь. Назывался он, я от удивления сразу хорошо запомнил, а потом и записал, Commodities Futures Modernization Act 2000. И этот стремный документ пролетел по всем тамошним инстанциям как намыленный и со страшной скоростью! 25 Мая его в конгресс по комитетам внесли, а уже в декабре подписали. Один только персонаж порыпался для виду, или может, два-три.

— И те в конгрессе, наверняка понимая возможные последствия, приняли? Неспроста это все… А дальше как, у них тоже, вроде как есть сенат, или как там верхняя палата парламента называется?

— Сенаторы там не дураки подставляться, в сенате закон просто не голосовался по ловкой юридической процедуре, а был немедленно затащен на подпись Клинтону. Который его быстренько и подмахнул, чего ему, он уже дела Бушу сдавал, выборы-то уже прошли.

— Да… Как поет группа «Чайф» «Ой, Ё…»…

— Вот такие, Коля, бывают в жизни ох… фигительные истории… Про «Чайф» и эту песню, я, кстати, где-то читал, что первое ее исполнение было особенно искренним и проникновенным, так как исполнители находились в состоянии, именуемом в народе «с большого бодуна» и букву Ё выводили так, что слушатели аж прослезились. Кстати, этот припев, глядя на многое, петь — не перепеть. На рынке акций, особо с доткомами, там такое творилось… Ладно, подзадержались мы, напомнишь мне при случае, чтоб я рассказал тебе об этом, там попроще ситуация, даже писать не надо будет.


Еще от автора Inkoгnиto
Банк. Том 2

Это и роман о специфической области банковского дела, и роман о любви, и роман о России и русских, и роман о разведке и старых разведчиках, роман о преступлениях, и роман, в котором герои вовсю рассматривают и обсуждают устройство мира, его прошлое, настоящее и будущее… И, конечно, это роман о профессионалах, на которых тихо, незаметно и ежедневно держится этот самый мир…


Рекомендуем почитать
Пространство памяти

Много ли мы знаем новозеландских писателей? Знакомьтесь: Маргарет Махи. Пишет большей частью для подростков (лауреат премии Андерсена, 2007), но этот роман – скорее для взрослых. Во вступлении известная переводчица Нина Демурова объясняет, почему она обратила внимание на автора. Впрочем, можно догадаться: в тексте местами присутствует такая густая атмосфера Льюиса Кэррола… Но при этом еще помноженная на Франца Кафку и замешенная на психоаналитических рефлексиях родом из Фрейда. Убийственная смесь. Девятнадцатилетний герой пытается разобраться в подробностях трагедии, случившейся пять лет назад с его сестрой.


Дохлые рыбы

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Револьвер для Сержанта Пеппера

«Жизнь продолжает свое течение, с тобой или без тебя» — слова битловской песни являются скрытым эпиграфом к этой книге. Жизнь волшебна во всех своих проявлениях, и жанр магического реализма подчеркивает это. «Револьвер для Сержанта Пеппера» — роман как раз в таком жанре, следующий традициям Маркеса и Павича. Комедия попойки в «перестроечных» декорациях перетекает в драму о путешествии души по закоулкам сумеречного сознания. Легкий и точный язык романа и выверенная концептуальная композиция уводят читателя в фантасмагорию, основой для которой служит атмосфера разбитных девяностых, а мелодии «ливерпульской четверки» становятся сказочными декорациями. (Из неофициальной аннотации к книге) «Револьвер для Сержанта Пеппера — попытка «художественной деконструкции» (вернее даже — «освоения») мифа о Beatles и длящегося по сей день феномена «битломании».


Судный день

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Все реально

Реальность — это то, что мы ощущаем. И как мы ощущаем — такова для нас реальность.


Сборник памяти

Сборник посвящен памяти Александра Павловича Чудакова (1938–2005) – литературоведа, писателя, более всего известного книгами о Чехове и романом «Ложится мгла на старые ступени» (премия «Русский Букер десятилетия», 2011). После внезапной гибели Александра Павловича осталась его мемуарная проза, дневники, записи разговоров с великими филологами, книга стихов, которую он составил для друзей и близких, – они вошли в первую часть настоящей книги вместе с биографией А. П. Чудакова, написанной М. О. Чудаковой и И. Е. Гитович.