Банк - [38]
— Да?
— Я… э-э-э… работаю с вашим мужем. Он попросил привезти паспорт вашего сына…
Послышалось слабое металлическое лязганье снимаемой цепочки.
— Да-да, — заторопилась хозяйка, широко открывая дверь. — Он звонил утром. Входите, пожалуйста.
Невероятно, но факт: жена Сикофанта оказалась вовсе не безобразной. По крайней мере гораздо лучше сложившихся в нашем отделе представлений — дескать, копия Сикофанта, только с длинными волосами и подведенными глазами. Пессимист будет безумно разочарован. Стоя у шкафа для обуви, я незаметно дышал ртом, пытаясь притерпеться к густой вони цитрусовых духов, которыми леди буквально облилась, и жадно рассматривал крупные светлые локоны а-ля начало восьмидесятых, широкую улыбку и тонкие длинные руки и ноги, наводившие на мысль, что в юности она была ужасно нескладной. Жена Сикофанта явно перебирала с парфюмом, но в остальном оказалась вполне приятной: от нее исходило ощущение отличного здоровья, слегка загорелая кожа словно бросала жизнерадостный вызов начавшейся зиме, а заметно развитые мышцы предплечий говорили, что она либо много играет в теннис, либо одержима идеей чистоты и постоянно делает уборку.
— Э-э, паспорт у меня здесь.
Я пошарил в кармане пиджака и вручил ей документ. Жена моего врага без малейшего интереса повертела паспорт в руке и положила у вазы с лилиями на столике у стены.
— Может, выпьете чего-нибудь?
— Меня водитель ждет. Наверное, я лучше пойду…
— Проходите, проходите, — не слушая, сказала она, шаркая в комнаты в своих шлепанцах и поманив меня за собой. — Я только что заварила свежий чай. Будем пить со льдом.
Я устроился на удобном диване в гостиной, а жена Сикофанта ушлепала на кухню. Хотя у меня руки чесались осмотреть логово льва и проверить шкафы на предмет разлагающихся трупов или специфической кожаной экипировки с металлическими шипами, я не мог не отметить, что гостиная отделана с успокаивающей прелестью. Длинные воздушные занавески, блестящий пол настоящего дерева, керамическая ваза сухих роз рядом с репродукцией (на холсте) картины знаменитого импрессиониста.
На каминной полке напротив дивана красовались несколько фотографий в рамках: Сикофант в полном лыжном снаряжении наверху подъемника, Сикофант самодовольно поднимает в воздух большую форель, Сикофант и его семья радостно щерятся из джакузи. Либо его жена еще не сдала свои обязанности по дому, либо они рассудили, что имеют шансы спасти отношения. Разглядывая снимки, я почувствовал себя гнусным вуайеристом. Почему-то вспомнилось, как в третьем классе летом мы с мамой зашли в «Баскин-Роббинс» и наткнулись на моего учителя, мистера Джилберта, сидевшего там с двумя детьми. Встреча оставила у меня отвратительное впечатление. Ну, не желал я знать, что любимая добавка к мороженому у мистера Джилберта — ломаный мятный шоколад, сам он носит залоснившиеся баскетбольные трусы и является одним из тех отцов, которые не смущаясь заявляют при детях, будто сила впрыска не влияет на качество отпрыска. Мне захотелось немедленно прогнать его в классную комнату с развешанными по стенам бусами из поп-корна[29], бумажными цепочками и отделениями для бумаг с нашими именами, лишив всех граней личности — только мой учитель. Видимо, в доме Сикофанта я ощутил то же самое.
Жена моего врага появилась из кухни с подносом, уставленным стаканами чая со льдом и блюдом с шоколадным печеньем. Осторожно поставив поднос на стол, она присела на диван — не на другой конец, как можно дальше от меня, а вплотную; нас разделяли буквально пара сантиметров. Мы пили чай со льдом; в доме было тихо, как в мавзолее, молчание нарушалось лишь случайным звяканьем кубиков льда и хрустом пересушенного печенья.
К счастью, она взяла инициативу на себя.
— Неважное печенье, да? По какой-то идиотской причине мой сын любит совершенно каменное. Я-то предпочитаю нормальное, помягче.
Я улыбнулся, скрывая смущение:
— Нет-нет, прекрасная выпечка. Приятная текстура, удачное соотношение шоколада и масла…
Хозяйка рассмеялась, отмахнувшись от моих потуг на учтивость. Откинувшись на подушки и чем-то напомнив гибкую камышовую кошку, она спросила:
— Вам нравится работать в Банке?
Я дал стандартный, давно отрепетированный ответ.
— И нравится работать с моим мужем?
Ну и вопрос!.. Снова пришлось прибегнуть к домашним заготовкам:
— Да, конечно, он вполне приличный человек.
Нисколько не поверив, она выразительно округлила глаза:
— Мой муж — законченное дерьмо! Ненадежный, непорядочный… Могу представить, как он ведет себя в офисе: стелется перед начальством и всячески гнобит вас, молодых бычков.
Бычков… Странный выбор слова. Я пожал плечами и поднес стакан ко рту. Леди дружески похлопала меня по бедру.
— Я поняла. Вы говорите правильные слова, чтобы обезопасить себя.
Новая смущенная улыбка с моей стороны. Возникла проблема: прошла минута, а ее рука по-прежнему лежала на моей ляжке. Более того, ручка оказалась смелой и начала намекающе поглаживать ногу круговыми движениями.
— Я… э-э-э…
Мне еще никогда не поступало предложений определенного свойства от женщин старше меня, но я несколько раз смотрел «Выпускника» и имел смутное представление о процедуре соблазнения. Приглашение на стакан ледяного чая, рука на моей ляжке, катание по полу спальни на втором этаже и разбивание вдребезги Сикофантовых фотографий в качестве заключительного аккорда. Несмотря на странную мастурбационную процедуру а-ля Энн Бэнкрофт
Что делать, если ты застала любимого мужчину в бане с проститутками? Пригласить в тот же номер мальчика по вызову. И посмотреть, как изменятся ваши отношения… Недавняя выпускница журфака Лиза Чайкина попала именно в такую ситуацию. Но не успела она вернуть свою первую школьную любовь, как в ее жизнь ворвался главный редактор популярной газеты. Стать очередной игрушкой опытного ловеласа или воспользоваться им? Соблазн велик, риск — тоже. И если любовь — игра, то все ли способы хороши, чтобы победить?
Сборник миниатюр «Некто Лукас» («Un tal Lucas») первым изданием вышел в Мадриде в 1979 году. Книга «Некто Лукас» является своеобразным продолжением «Историй хронопов и фамов», появившихся на свет в 1962 году. Ироничность, смеховая стихия, наивно-детский взгляд на мир, игра словами и ситуациями, краткость изложения, притчевая структура — характерные приметы обоих сборников. Как и в «Историях...», в этой книге — обилие кортасаровских неологизмов. В испаноязычных странах Лукас — фамилия самая обычная, «рядовая» (нечто вроде нашего: «Иванов, Петров, Сидоров»); кроме того — это испанская форма имени «Лука» (несомненно, напоминание о евангелисте Луке). По кортасаровской классификации, Лукас, безусловно, — самый что ни на есть настоящий хроноп.
Многие думают, что загадки великого Леонардо разгаданы, шедевры найдены, шифры взломаны… Отнюдь! Через четыре с лишним столетия после смерти великого художника, музыканта, писателя, изобретателя… в замке, где гений провел последние годы, живет мальчик Артур. Спит в кровати, на которой умер его кумир. Слышит его голос… Становится участником таинственных, пугающих, будоражащих ум, холодящих кровь событий, каждое из которых, так или иначе, оказывается еще одной тайной да Винчи. Гонзаг Сен-Бри, французский журналист, историк и романист, автор более 30 книг: романов, эссе, биографий.
В книгу «Из глубин памяти» вошли литературные портреты, воспоминания, наброски. Автор пишет о выступлениях В. И. Ленина, А. В. Луначарского, А. М. Горького, которые ему довелось слышать. Он рассказывает о Н. Асееве, Э. Багрицком, И. Бабеле и многих других советских писателях, с которыми ему пришлось близко соприкасаться. Значительная часть книги посвящена воспоминаниям о комсомольской юности автора.
Автор, сам много лет прослуживший в пограничных войсках, пишет о своих друзьях — пограничниках и таможенниках, бдительно несущих нелегкую службу на рубежах нашей Родины. Среди героев очерков немало жителей пограничных селений, всегда готовых помочь защитникам границ в разгадывании хитроумных уловок нарушителей, в их обнаружении и задержании. Для массового читателя.
«Цукерман освобожденный» — вторая часть знаменитой трилогии Филипа Рота о писателе Натане Цукермане, альтер эго самого Рота. Здесь Цукерману уже за тридцать, он — автор нашумевшего бестселлера, который вскружил голову публике конца 1960-х и сделал Цукермана литературной «звездой». На улицах Манхэттена поклонники не только досаждают ему непрошеными советами и доморощенной критикой, но и донимают угрозами. Это пугает, особенно после недавних убийств Кеннеди и Мартина Лютера Кинга. Слава разрушает жизнь знаменитости.