Бангкок - темная зона - [8]

— А тебя не беспокоит, во что мы превратимся в будущей жизни?

— Будущая жизнь зависит от того, насколько мы великодушны в этой и сколько проявляем сострадания, а вовсе не от нашей реакции на колебания рынка.

Я понимал, что она права, но в ту минуту не хотел продолжать разговор. Отдал ей ключи, сообщил, сколько заказал пива и крепких напитков, и поцеловал на прощание с видом грустного, но верного своему долгу сына.

Оказавшись на улице, я осознал, насколько нервничаю из-за предстоящего визита в квартиру Дамронг, и подумал, не позвонить ли своему помощнику Леку, чтобы пошел вместе со мной. Но решил вести себя на манер белых и, властно подавив дрожь в животе, направился по Сой-Ковбой, где на улицу уже высыпали девушки в джинсах и майках. Они ночевали в номерах над барами, и теперь им не терпелось позавтракать. Они налетали на торгующих едой лоточников, чьи тележки в это время суток всегда выстраивались вдоль мостовой. Я вышел на Сой-23.

В этой части улицы было много ресторанов на любой западный вкус и прилавков с едой, главным образом на вкус выходцев из Исаана. Большинство наших работниц прибыли с бедного севера и не привыкли к бангкокской кухне.

Дальше шли в основном жилые дома — некоторые были возведены с прицелом на клиентов с Сой-Ковбой. А вот дом Дамронг отличался стерильной чистотой; его построили без лишних выкрутасов, в расчете на жильцов из горожан среднего достатка. Но поскольку почти все квартиранты были тайцами, очень много внимания уделялось форме охранников. Их одели в белые куртки с красными кушаками, турецкие шаровары, белые носки, модные ботинки и изящные фуражки со сверкающими козырьками.

Такой наряд не мог не поднять их уважение к себе, поэтому тот, что встретил меня, всячески показывал, что мое полицейское удостоверение произвело на него не слишком сильное впечатление — не спеша записал номер и только после этого вызвал такого же расфуфыренного коллегу, чтобы тот проводил меня на двенадцатый этаж.

В лифте охранник сообщил, почему они вломились в квартиру к Дамронг: внизу, на коммутаторе беспрестанно звонил телефон — беспокоили в основном фаранги и японцы. Они тревожились, почему им не удается связаться с Дамронг. Раньше никто не замечал, чтобы она пренебрегала бизнесом, поэтому охранники взломали дверь и нашли труп.

Он впустил меня в квартиру, открыв дверь магнитной карточкой, но сам остался на площадке, не стесняясь показать, что боится привидений. Даже как-то странно на меня посмотрел — видимо, решил, что я наполовину белый и лишь поэтому решаюсь переступить порог в одиночку.

Я закрыл за собой дверь и испытал такое же опустошение, что и во время прошлого прихода сюда. Разумеется, я много раз бывал в этой квартире и раньше, когда жар страсти окрашивал ее белые стены в розовый цвет. Но даже тогда подмечал, пусть только наполовину, насколько она пуста. У каждой проститутки, из тех, кого я знал, была по крайней мере одна мягкая игрушка, но только не у Дамронг. На стенах ни одной ее фотографии — невообразимый факт для красивой женщины.

Ее нашли обнаженной на кровати. Яркая оранжевая веревка примерно в сантиметр толщиной была затянута настолько туго, что наполовину врезалась в кожу. Чтобы набраться храбрости и войти в спальню, потребовалось нечеловеческое усилие.

В моем воображении вспыхнули картины безумной, несдерживаемой страсти, разительные по контрасту с этой тихой, белой стерильной комнатой. Дамронг всегда ненавидела беспорядок — забывала об этом разве что в пылу любви — и признавалась, что терпеть не может грязи плотских утех.

Я подошел к кровати, посмотрел на противоположную стену и увидел, что слон по-прежнему там. Фотография разъяренного самца с огромными бивнями, который словно вырывался из листа картона, — единственная во всей квартире. Когда я спрашивал, зачем она ее повесила, что частенько делал после того, как стихала волна страсти, Дамронг отвечала с неприкрытым сарказмом: «Он напоминает мне тебя».

Я не скучал по ее жестокости, но трудно было смириться с потерей мира ее непокорного духа, тем более что теперь от него не осталось видимых свидетельств. На белой накрахмаленной простыне, словно бинт, заправленной под матрас, лежала белая накрахмаленная подушка. Дамронг нравилось спать на жестком, и матрас тут же принял прежнюю форму, как только ее тело сняли с кровати и унесли. Никаких цветов, никаких обоев, ни грязи, ни жизни.

«Смысл улики в том, что нет никаких улик», — пробормотал я себе под нос, испытывая нечто вроде буддистского просветления. В какой-то мере так оно и было.

Кухня оказалась, если такое возможно, еще опрятнее, чем спальня. Я открыл ящик, где Дамронг держала столовые приборы. Она, развлекавшая в этом доме стольких мужчин, имела всего по одному: одну вилку, одну ложку, один комплект палочек. Но не от скаредности. В отличие от девиц ее профессии Дамронг, когда мы ходили с ней в ресторан, предпочитала расплачиваться за себя сама. Ей удавалось создать впечатление, что она богаче, чем я. И у меня часто возникало ощущение, что шлюха не она, а я.

Я осмотрел замок входной двери. Никаких следов взлома. Когда преступники пришли сюда с телом, а их было явно больше одного, иначе не сумели бы принести ее незаметно, дверь они открыли ключом Дамронг. Как они это проделали? Закатали убитую в ковер, как Клеопатру? Или поддерживали с двух сторон, притворяясь, будто ведут пьяную? У меня не вызывало сомнений, что хотя бы один из разодетых охранников был подкуплен и в нужный момент отвернулся. Но я понимал, что спрашивать об этом бесполезно: в целях профилактики денег отвалили столько, что этот тип выдержит любой допрос, даже если, допустим, мне удастся найти что-нибудь весомое для запугивания.