Бангкок-8 - [96]

Так проходит пять минут, затем я слышу глухой щелчок мощного замка, звяканье еще нескольких запоров и лицом к лицу оказываюсь перед иконой.

Я застаю ее врасплох в этот безбожный час и все равно восхищаюсь тому, насколько она прекрасна. Зеленое с красным шелковое кимоно небрежно подпоясано на талии, черные густые волосы ниспадают на плечи, в ушах жемчуг, на пальцах кольца, прекрасное тело, скромная улыбка.

— Sawadee ka.^[38]

— Доброе утро, Фатима. У тебя хорошая квартира.

— Пожалуйста, заходи.

Квартира оказалась двухэтажной — тиковая лестница вела наверх, к спальням, а здесь глаз приковывали большие, от пола до потолка, окна, из которых открывался прекрасный вид на город.

Глава 43

Несмотря на ее безупречную манеру держаться, у меня возникло ощущение, что раковина дала трещину. Улыбки, насупленные брови, жестикуляция — осколки натуры — все это словно извлекалось из памяти, но тут же исчезало, подавляемое некоей нечеловеческой силой. Временами мне казалось, что она на меня смотрит, но затем я понял: после того как выдержка ей изменила, у нее перед глазами осталась одна чернота.

— Мы познакомились в поезде по дороге в Чанг-Май. Мне, наверное, нет необходимости рассказывать, зачем я ехал в Чанг-Май? Мне было двадцать семь, и до смерти опротивели бангкокские бары. К тому времени ребята в основном перестали умирать от СПИДа, но из нашей работы совершенно исчезла романтика. Клиенты вели себя как свиньи, белые свиньи. Белые геи, приехавшие побеситься в Юго-Восточную Азию, — не самый деликатный тип человека. Вот я и сел в идущий в Чанг-Май поезд, потому что мне показалось, что там все должно быть иначе. Рассказывали, что в Чанг-Май все настолько в отрубе от опиума и героина, что работать вообще не приходится. Вот таким я был — неудачником, человеком без самоуважения, бедным, худущим, женоподобным существом с членом, одним из заблудших мира сего, грязью на дороге. А каким еще может стать наполовину черный, если он вырос на этой земле? Тайцы — самый расистский народ на свете. Они презирают негров. Даже на чистокровных тайцев косятся с подозрением, если у них темная кожа. А я, как видишь, совершенно коричневый.

И вот такой гей, как я, решил потешить себя — потратил все, что у меня оставалось, на билет первого класса в спальном вагоне, представляя, что все это мое. Я наслаждался сигаретой и в тысячный раз за год думал о самоубийстве, как дверь открылась и вошел он — черный гигант. Кстати, по тому, как он был одет, и по походке я никогда бы не принял его за военного. А догадался только по большому зеленому вещмешку — вроде тех, с какими ходят солдаты. Ему было лет сорок — мой любимый возраст мужчины. А то, что он оказался черным, сразу навело на мысль об отце, которого не знал. Он очень подходил на эту роль. Я подумал: какая замечательная страна Америка, если чернокожий может держаться с таким достоинством и даже в окружении белых не комплексовать и чувствовать себя в своей тарелке. Не особенно рассчитывая на результат, я улыбнулся ему самой соблазнительной улыбкой. Он улыбнулся в ответ, но извинился и объяснил, что перепутал купе, — его было рядом. Я, по обыкновению шлюхи, сказал, что всегда буду рад его видеть. А сам подумал, что ничего не выйдет, — больно уж он выглядел нормальным в половом отношении. Когда с такими говоришь подобным образом, это их отталкивает, даже вызывает отвращение. Но этот спросил, нельзя ли ему на минутку присесть, и мое маленькое сердце сильно-сильно забилось. — Фатима вздохнула. — Не стану утомлять тебя рассказом, насколько все оказалось отвратительным в Чанг-Май. Мне вообще непонятно, как такие люди, как он, попадают туда, если это не включено в их туристский маршрут. И почему он был в ту ночь со мной. Он ни разу не признался, что я стал у него первым, но я догадался, что он не гей. Будем говорить об этом откровенно: всегда существуют различные нюансы соития с мужчиной и женщиной. Некоторые мужчины, которым нравится секс, на определенной стадии жизни начинают экспериментировать. Я думаю, он был из таких. Имел в своей жизни достаточно женщин и вдруг задумался: не стоит ли попробовать что-то другое? Не теряю ли я что-то из-за того, что не все испытал? Что ж, отлично, решил я, проведу лучшее в жизни время в дорогом отеле с мужчиной своей мечты. А когда все кончится, у меня останутся лишь чудесные воспоминания, которые приведут к очередному падению и краху. Я чувствовал, что ему неловко появляться со мной на людях. Сказать по правде, мы ни разу не выходили из номера вдвоем. Он шел поесть или выпить сам по себе, я сам по себе. Брэдли очень строго придерживался этого принципа. Я его понимал: наша связь долго продолжаться не могла, и он хотел сохранить лицо. Все-таки он служил в морской пехоте. Я очень удивился, что он не бросил меня после первой же ночи.

Через пять дней Брэдли решил послать меня куда подальше. Я ответил: «Конечно, дорогой. Все было просто чудесно. Ты самое лучшее, что я испытал в жизни. Но не мог бы ты выручить меня десятью тысячами батов? Я немного поиздержался, и у меня кончились наличные». Мы тайком пробрались вдвоем к банкомату, он вручил мне деньги в темном переулке, и мы разошлись, как я решил, навсегда.