Bang-bang - [40]

Постепенно я узнаю правду о Такэо. В общем-то, от меня никто ничего и не скрывает. Для них все, что делает этот парень, в порядке вещей. Совершенно безобидное хобби. Вроде коллекционирования почтовых марок. Станет кто-нибудь делать тайну из коллекционирования марок? Вряд ли.

В наших разговорах с Муцуми то и дело всплывает эта тема. Сам Такэо тоже общается охотно. Только Юрико молчит. Это меня пугает. Впечатление такое, будто она знает нечто такое, что я знать не должен. Не потому, что это великий секрет. А как молчит ребенок, разбивший чашку. Он просто хочет избежать наказания за проступок. Так же молчит и Юрико, словно натворила что-то такое, за что я могу ее наказать. Впрочем, все это лишь мои догадки.

Каждый вечер Такэо проводит сеансы групповой терапии в учебном центре неподалеку от нашего дома. По образованию он психолог. В университете специализировался на танатофобии и проблемах суицида. Не знаю, какой он специалист, но недостатка в клиентах у него нет. Каждый вечер человек десять приходят в класс, чтобы поведать миру о желании умереть. Или о своем страхе смерти. Или о желании кого-нибудь убить. Последние долго не задерживаются. Монополия на убийства принадлежит Такэо. Конкуренты ему не нужны. И от этих ребят он избавляется в первую очередь. Те, кто боятся смерти, тоже его особенно не интересуют. Разве что у человека амбивалентное отношение к этой проблеме. Вот с ними он работает:

— Стоит ли страшиться того, о чем вы не имеете ни малейшего понятия? — мягко говорит он. — Стоит ли пугаться самого волнующего, самого яркого и значительного события в вашей никчемной жизни? Для таких, как вы, закомплексованных, забитых, потерявших всякие ориентиры, смерть — это награда, избавление, успокоение…

И они его слушают. Я бы даже сказал — внимают ему.

Для них он — учитель. Для них он — друг. Для них он — спаситель.

У него часто звонит телефон. Тоже клиенты. Те, которые находятся в данный момент в кризисном состоянии. Может быть, они звонят ему, стоя на крыше небоскреба. Может — лежа в теплой ванне с лезвием в одной руке и телефоном в другой. Может — говорят с ним, а сами проверяют надежность крепления веревки к потолочной балке. На самом деле, они хотят услышать одно: «брось это дело, приятель, ты должен жить, ведь все не так уж и плохо». Но он говорит, прижав телефон плечом к уху и копаясь в каких-то бумагах, или разбирая пистолет, или помешивая кофе:

— Не тяни. Каждая минута, проведенная здесь, украдена у вечности блаженства. Ты сам себя делаешь беднее. Подумай, есть ли у тебя что-то такое, расстаться с чем жаль? Твоя убогая квартирка? Твоя работа, которую ты ненавидишь? Телевизор? Холодильник? Собака? Вот с этим дерьмом ты не можешь расстаться? — уже кричит он в трубку. — Вот потому-то ты и неудачник, что не можешь послать все это к черту!

Потом он складывает телефон и продолжает заниматься своим делом.

— Зачем ты это делаешь? — спрашиваю я каждый раз.

И он всегда отвечает одно и то же:

— Мне нужны добровольцы. Я не убийца.

— Это, по-твоему, не убийство? Между прочим, если ты не знаешь, доведение до самоубийства — это преступление.

— Может быть, — пожимает он плечами. — Только доказать его куда сложнее, чем обычное убийство. Есть только один свидетель, который готов дать показания. Но его самого ищет полиция. Так что и он будет молчать.

Он смеется, снимая затвор.

— И потом, ты очень однобоко судишь обо всем. Попробуй посмотреть на проблему шире. Все мы когда-нибудь умрем. Я просто помогаю людям следовать естественному ходу вещей. Что-то вроде катализатора… С той разницей, что без катализатора химическая реакция невозможна, а без меня все равно итог будет тем же. Ну, немного оттянется по времени. Я не палач и не судья. Палач и судья — природа. А я лишь топор. Да и то, если не вдаваться в детали…

— А если вдаваться?

— Для этого тебе нужно снять розовые очки. Помнишь, я говорил тебе о твоих иллюзиях? Они здорово мешают тебе. И другим, кстати, тоже. Я хочу помочь вам всем избавиться от них. Увидеть мир таким, какой он есть. Для этого мне и нужны добровольцы. Это часть плана…

— У тебя есть целый план?

— Конечно, — он с щелчком вставляет вычищенный и смазанный затвор на место.

Шутя прицеливается мне в лоб и говорит:

— Бэнг-бэнг…

А вечером он снова занимается тем, что помогает всяким там Итоси, Дзётаро, Кацухико, Норико, Рейко, Юкико, Синтаро и Риэ, которые приходя в группу лишаются своих имен и становятся Номером Один, Номером Два, Номером Сорок Шесть, решиться на попытку суицида. Надо сказать, в его группах большая текучесть. Старожилов мало, очень мало. В среднем, по моим подсчетам, человеку хватает пяти-шести сеансов. Тем, у кого тяжелая реактивная депрессия, достаточно прийти к Такэо один раз. И все проблемы решаются сами собой.

— Я врач, — говорит он мне. — Я избавляю людей от боли. Почему ты не хочешь признать их право на избавление?

— Убийство остается убийством, как его ни назови.

— Мы можем спорить до бесконечности. Ты слишком туп, чтобы понять меня.

— Ну, да, конечно…

— Скажи лучше, что ты видел тогда в окне? У тебя галлюцинации?

— Не твое дело.