Бандиты и бабы - [7]

Боясь, что мы снова напьёмся, на следующую встречу я взял с собой диктофон и предложил Сашке немножко побыть диктатором.

Поначалу он удивился:

— В каком смысле?

— Ну, подиктовать!

«Диктаторство» его так увлекло, что мы даже не успели напиться.

Далее привожу продолжение Сашкиного рассказа почти дословно.

* * *

… Маша действительно вернулась через час. Постучала в дверь осторожно, как это, наверно, делали нанятые на работу в дворянский дом гувернантки в первый день:

— Я только на минуточку.

Эту фразу она произнесла сразу, давая понять, что пришла не подзаработать. Лицо её было уже без макияжа. Это означало — рабочий день закончился. Я верно представил себе в лифте, что без боевой раскраски оно должно быть гораздо привлекательнее. Глядя на неё в тот момент, я понял, почему в мире так ценятся славянские девушки, даже если они с заниженной планкой социальной ответственности. У них лица свежие от природы и в глазах. озорные изюминки! И неважно, чем они занимаются, всё равно глазёнки живёхонькие, а не бессмысленные, как у конвейерных баб на Западе. Наши ещё не привыкли жить по законам и по инструкциям. Они улыбаются, потому что им хочется, а не потому, что надо!

Знаешь, Миха, я много видел в жизни стриптизов в разных странах, но более всего меня впечатлил стриптиз в Норильске, в одном крутейшем по тамошним понятиям — а там всё по понятиям! — казино, построенном среди тундры. Две девахи, казалось бы, всё делали и на сцене, и на шесте как положено, как западный «доктор» прописал. Но чем они отличались? Они всё это делали с удовольствием! Они тащились, чувствовали себя актрисами и вытворяли такое, о чём не хочу вспоминать, дабы не отвлечься от повествования окончательно.

Маша выглядела чуть уставшей, а в глазах был восторг, оттого что перед ней живая знаменитость. Я пригласил её войти. Как и полагается в странах крутого капитализма, налил ей крутого виски из крутого мини-бара. Но она даже не обратила на этот мой крутой киношный жест внимания. Я и впрямь начинал верить, что я её любимый актёр или что она вообще в жизни не видела ни одного живого актёра. Глядела на меня во все свои глазища! И знаешь, Миха, мне это льстило. Я нравился девушке, которая не одного мужика повидала за свою жизнь. Нравился, между прочим, за талант, а не за бабки. Маша так волновалась, что сама не понимала, что говорит:

— У меня сегодня работы было много, а завтра выходной! Где у вас концерт? Я бы очень хотела. а то совсем от всего родного оторвалась.

— По-моему, завтра. В этом, как его. в Бер-Шеве.

— Да, неблизко. Ну, ничего, как-нибудь доберусь. Скажите, а в жизни вы такой же, как в кино?

— Я уже забыл, какой я в жизни, — почти не соврал я.

— Наверное, вы единственный актёр, с которым я всегда хотела познакомиться. И вот видите. В лифте!

Журналюги не понимают, что мы падки не на баб, а на их восторженные глаза:

— Приходите сюда завтра где-то часам к двум. За мной приедет крутой лимузин. Я тоже, кстати, на концерт поеду и вас заодно подвезу.

— Как, вы тоже поедете?

Мне нравилось, что с ней можно было говорить не всерьёз, а полушутя:

— Причём на лимузине! Таком длинном, что я его называю длимузин.

— Круто! Я смотрю, вас здесь принимают с уважением.

— Да уж! — я вспомнил нашу с Пашей разборку: — Это не я его заказывал. Мой местный импресарио уверен, что все бывшие советские мечтают ездить на лимузинах.

— А можно я сына с собой возьму? Ему уже девять. Он, кстати, тоже ваш фильм про волшебника видел.

У меня даже желания не возникло предложить ей задержаться в моём номере. Почему? Наверное, из-за её восторженных глаз. Они такими блюдцами-гляделками вытаращились на меня! Старинное русское слово — «гляделки». Ну как я мог такие глаза обидеть и спросить у Маши: «А сколько я должен тебе заплатить, если ты задержишься на час? А на два? А до утра?»

Кроме того, я же дал себе слово: в жизни никогда никаких девушек с заниженной планкой социальной ответственности, только с завышенной. Мне повезло. Благодаря тем «опытам», которые я провёл, пытаясь вжиться в роль, которую мне никто не предлагал, я понял, что мне противно чувствовать себя деталью на конвейере под названием «секс-бизнес».

— А сыну не скучно будет?

— Я уж и не знаю. Он по-русски и то не всё понимает. Надо, чтобы чаще нашу речь слышал.

Ничто, кроме Машиной излишне укороченной юбки, не напоминало о её профессии.

— Маш, вы не обижайтесь. Но если вы завтра поедете со мной. Я сейчас на ваш, извините, прикид смотрю.

— Конечно, конечно. Всё будет о’кей! Никто не догадается. — Она спохватилась. — Ой, извините, я побежала. Сын ждёт. Представляю, как сейчас расскажу ему, что завтра он с настоящим волшебником да ещё на лимузине.

УЧИТЕЛЬНИЦА

Они с сыном появились в фойе гостиницы как раз в то время, когда очередная разборка с Пашей зашла в очередной тупик. И хотя я грозился, что не поеду даже на сегодняшний концерт, если он немедленно не выдаст мне обещанный гонорар, сам прекрасно понимал, что поеду, поскольку обещал работать волшебником в длимузине. Правда, Паша этого не знал, и я его продолжал безуспешно пугать отказом, а он меня не менее безуспешно стращать своей крышей.