Бандитский Петербург. 25 лет спустя - [3]

…Вообще, я считаю, что лишних знаний не бывает. Задача журналиста — дать обществу информацию, а общество пусть само решает, что с ней делать. И вот как раз в этом смысле у меня немного печальные выводы. Иногда возникало такое странное ощущение, что общество устраивает то, что происходит. Книги «Бандитский Петербург» выходили не самыми маленькими тиражами, но никакого особенного давления на себя я не испытывал. Какое-то бурчание — да, раздавалось, не всем я нравился. Когда мои первые очерки выходили еще в газете «Смена», Собчак пламенную речь произносил с трибуны Мариинского дворца и стучал газетой по трибуне. Но это не тот эффект, который, как мне кажется, подобные тексты должны вызывать. Нормальные люди все это читали, говорили «Ну надо же!» — и шли спокойно спать. Не было порыва что-то немедленно сделать, что-то изменить. Как вот взорвали поезд в Испании — и тут же люди вышли на массовый митинг против террора. А у нас не было лозунгов «Мы говорим „нет“ бандитизму». Это меня удивляло и огорчало. Значит, бандитизм не был для общества чем-то таким, с чем невозможно жить.

И еще одна вещь в свое время меня очень опечалила. К 2000 году период гангстерских войн закончился. Когда вышел фильм «Бандитский Петербург», то, о чем в фильме говорилось, стало уже историей. Началась великая бандитская демобилизация. Так вот: я считаю, очень плохо, что этот костер догорел сам по себе, а не правоохранительные органы его затушили. Это страшное явление закончилось, как заканчивается сезон года, естественным путем, а не потому, что ему противостояли те, кто должен ему противостоять. Меня никто не переубедит в том, что это было как-то по-другому, потому что все происходило на моих глазах. Я видел множество рубоповских отчетов о том, что они пересажали сотни группировок, но только почему-то группировок этих меньше не становилось. Вот что по-настоящему грустно.

Меня часто также упрекали в том, что я делаю рекламу бандитам, что я на них работаю. Перечисляли практически всех крупных авторитетов: Костю Могилу, Мирилашвили. Чуть ли не пресс-секретарем Кумарина меня называли. Это смешно. Говорить такое могли люди, которые не понимали, как мне удается с этими людьми выдерживать баланс отношений, вступая с ними в диалог. Но, послушайте, если у вас не получается или вы боитесь подходить так близко к бандитам, не спешите делать выводы по поводу тех, у кого получилось. Ни на кого из бандитов я никогда не работал. Достаточно часто у меня возникали конфликты с этой средой вплоть до прямых угроз. Эти люди ведь очень по-разному себя вели. Кумарин, допустим, согласился на интервью, а Костя Могила сказал: «Нет, я интервью не дам, давай я тебе все расскажу потихоньку, а ты как будто сам это все узнал». А были и такие, как Шевченко покойный, которые говорили: «Вы стоите на пути моего бизнеса, моей организации, так что советую подумать». Такое тоже слышать приходилось. И на милицию я не работал, не был милицейским сливом. Свою работу я делал сам и по своей воле. Делал ее искренне и честно. Именно поэтому мне за эту работу не стыдно…

…И последнее. Рождаются, случаются в этом мире такие творческие детища, которые со временем, на каком-то этапе настигают и накрывают своего автора. Вот и со мной примерно около года назад случилась подобная, смешная и трогательная история. Когда на входе в питерский «Гранд-отель Европа» некий, лично мне неизвестный, но по-видимому узнавший меня в лицо человек (по виду эдакий «авторитетный предприниматель средней руки») указал на меня своему спутнику и громко высказался в том духе, что вот мол-де: зырь, это живой персонаж «Бандитского Петербурга». Осознание того, что в конечном итоге в глазах людей я сам сделался персонажем своей книги, меня невероятно умилило. Впрочем, какая-то странная логика в этом, наверное, присутствует…

Засим, остаюсь искренне ваш,

Андрей Константинов

Часть первая Изнанка столицы империи

…Много легенд ходит о том, как был основан Петербург. Говорят, например, что, когда 16 мая 1703 года Петр I начал копать первый ров, — появился в небе над государем орел, которого сумел подранить выстрелом из ружья некий ефрейтор Одинцов. Петр развеселился, счел поимку орла добрым предзнаменованием, перевязал птице лапы платком и посадил себе на руку… Хорошее настроение не покидало царя до вечера, когда началось большое гуляние, сопровождаемое пушечной пальбой…

Веселился царь, веселилось его «кумпанство», а по всей России известие о строительстве нового города вызывало проклятья и слезы. Уже к осени 1703 года на строительство Петербурга было согнано около двадцати тысяч «подкопщиков» — так в те времена называли землекопов. Однако через год Петр, недовольный темпами строительства, велел каждый год сгонять на работы не менее сорока тысяч человек. Землекопы приходили к берегам Новы минимум на два месяца, работая от рассвета до заката. Учитывая длинные летние дни — работали они почта без отдыха и умирали сотнями от переутомления и недоедания. Цифры погибших при строительстве Петербурга называют разные — 60, 80 и даже 100 тысяч человек, на самом деле в то время умерших просто не считали. Естественно, люди бежали и с самого строительства, и по дороге на него. Иногда в бегах числилась чуть ли не третья часть всей рабочей силы, поэтому решено было вести рабочих людей (как правило, это были крестьяне со всей матушки-России) в Петербург закованными в кандалы. Кроме того, на строительстве активно использовались солдаты-дезертиры и пленные шведы. Из-за всего этого, наверное, и ходят до нашего времени по Питеру мрачные легенды о том, что стоит он на костях каторжников, бандитов и разбойников, чьи неуспокоившиеся души продолжают творить в городе злые дела. Некоторые из этих старых легенд были упомянуты в свое время Алексеем Толстым в романе «Хождение по мукам»: «Еще во времена Петра I дьячок из Троицкой церкви, что и сейчас стоит близ Троицкого моста, спускаясь с колокольни, впотьмах, увидел кикимору — худую бабу и простоволосую, — сильно испугался и затем кричал в кабаке: „Петербургу, мол, быть пусту“, — за что был схвачен, пытан в Тайной канцелярии и бит кнутом нещадно.