Банда поджигателей, или Бандиты из Оржера - [242]

Не прошло и двух недель, как разбойники ограбили ферму и действительно допустили меня к дележу добычи, но хозяйка, которой я ни в чем не мог отказать, быстро вытянула у меня все деньги. Тогда я зазвал приятеля, который был старше меня на два года, в кабак, напоил, а потом затеял ссору. Переругиваясь, мы вышли на улицу. Оказавшись за спиной у приятеля, я выхватил нож и всадил ему между лопаток. Он умер на месте, а я забрал его деньги и часы. Я бежал и нанялся на военную службу в Индию. Семь лет я был образцовым солдатом. Господи, почему я не остался честным! Но в душе я оказался неисправимым негодяем. Однажды я увидел, как мой товарищ пересчитывал деньги, которые скопил, чтобы послать родителям, я не выдержал и украл их. Все открылось, меня выпороли и с позором выгнали из части. Я вернулся во Францию, но по-прежнему не мог работать, меня тянуло на воровство, и на этом пути я ни перед чем не останавливался. Однажды утром я постучал в дом церковного старосты в приходе Ван. Его самого не было дома, но старая служанка впустила меня и накормила. Перерезав ей горло садовым ножом, я взломал секретер и украл три тысячи ливров и драгоценности. На эти деньги я накупил разного барахла, стал торговать вразнос и в конце концов обосновался в городке Лорьян. Так прошло пять лет. Стараясь работать как можно меньше, а развлекаться, наоборот, насколько хватало сил, скоро я пустил весь товар по ветру и занялся привычным делом. Обдурив немало народу, я решил сделать передышку и перебрался в Сен-Бриек, где завербовался в солдаты.

Началась Революция. Я плохо выносил военную дисциплину, которая, надо сказать, была не особенно строгой. Но я не знал никакого удержу — на замечание командира я ответил потоком ругани и угрожал ему оружием. Меня схватили, судили военным трибуналом и приговорили к десяти годам принудительных работ. Девять месяцев спустя я бежал с каторги в Бресте. В шести лье оттуда я встретил другого беглеца, в тот же вечер мы убили какого-то всадника и поделили добычу. Я прятался в городке Лаваль и однажды встретил в кабаке троих контрабандистов, братьев Лаваль, которым с началом Революции пришлось бросить свое дело и стать бандитами. Трудно сосчитать, сколько убийств и ограблений мы совершили за те полгода, что я провел в их компании. При одной мысли об этом волосы встают дыбом. Когда у нас появлялись деньги, мы отправлялись в Париж и устраивали кутеж. Однажды, когда я опять швырял направо и налево награбленное золото, судьба столкнула меня с Цветком Терновника, предшественником Фэнфэна, который приехал в Париж по делам и за развлечениями. Я много слышал об этом человеке и сильно впечатлился его щедростью и внушительным видом. Он принял меня в банду. Когда его сменил Фэнфэн, я стал доверенным лицом нового главаря, привязался к нему и с тех пор никогда не покидал. Не ждите от меня рассказа о нем. Фэнфэн был добр ко мне и даже по-своему любил. Я не могу предать Главаря.

Признаюсь во всем, что совершил, участвуя во всех самых ужасных преступлениях банды. Я пролил столько крови, что в ней можно захлебнуться! Исторгал такие стоны из своих жертв, что их испугаются и в аду! Я чудовище. Вы отрубите мне голову и будете совершенно правы. Я останусь верен своему командиру, но знайте, что если бы он заговорил, многие высокопоставленные лица, которых даже правосудие не решается тревожить, потеряли бы покой и сон! Среди его сообщников не только обычные бандиты вроде меня. У нас были помощники, которые, может, и не поджаривали фермеров на медленном огне, но оказали Фэнфэну неоценимые услуги и немало прибавили к нашей страшной славе. Кроме того, вам должно быть известно, что по происхождению он принадлежит к одной из самых известных семей в нашем крае и, если ему вздумается устроить скандал, откроются ужасные вещи. Ну, довольно! Все это меня не касается. Я расплачиваюсь за свои грехи и хочу только одного — скорее бы все кончилось. Правду сказать, уж лучше эшафот, чем такая жизнь.

Фэнфэн вел себя не так, как остальные члены его банды. Невзирая на заточение, лишения тюремной жизни, допросы, он оставался несломленным и погрузился в какое-то высокомерное и насмешливое безразличие, которое ничто не могло поколебать. Бесспорные улики и показания бывших сообщников — Рыжего из Оно, Четыре Су, Кривого из Мана, Беспалого и других — доказывали виновность Фэнфэна, который упорно все отрицал. Если же Главарю случалось поведать о каком-нибудь преступлении, на следующий же день он сообщал совершенно другие подробности или вовсе отказывался от своих слов. Так продолжалось месяцы, судьи и секретари были в полном изнеможении. Несмотря на все попытки Фэнфэна затянуть расследование и выиграть время, улики накапливались, и никто не сомневался в том, что он виновен. Но председатель суда не мог допустить, чтобы проведенное расследование, настоящий шедевр криминальной практики, оказалось неполным, и продолжал биться над тем, как заставить Фэнфэна заговорить.

Фэнфэн, чье поведение, вероятно, объяснялось вескими причинами, прикладывал все усилия, чтобы запутать следствие своими противоречивыми показаниями. Сегодня он заявлял, что его настоящее имя Жан Оже и что родился он в Мо, в кантоне Пезон, департамент Луар-и-Шер. На следующий день он утверждал, что родился в провинции Анжу, в деревне Сен-Мартен-ле-Сель, что ему двадцать восемь лет и зовут его Франсуа Жироду. На третьем допросе Фэнфэн заявил, что обманывал правосудие — его настоящее имя Франсуа Пелетье, родом он из селения Сен-Мексена, ранее называвшегося Пуату, и что ему всего двадцать четыре года. Председатель суда прекрасно понимал, что разбойник нагло лжет и что Оже, Жироду и Пелетье — всего лишь выдумки. Председатель так умело отметал одну за другой все легенды, придуманные Фэнфэном, что однажды тот не выдержал и внезапно сказал: