Банда Гимназиста - [96]

Поезд нес меня по бескрайней степи. Никакие обязательства, правила и запреты уже не связывали меня с прошлым; я ощущал непостижимую доселе свободу, пусть эфемерную, недолговечную, но безмерную и опьяняющую…

Комендант станции Горловка, несмотря на предписание Романовского и подарки, предупредил, что сможет отправить мой поезд не раньше, чем через сутки. Вся честная компания предалась безделью и игре в карты на «доли» причитающейся каждому добычи. Федька наведывался в поселок, принося пищу и последние новости. К вечеру он притащил с собою разбитного брюнета лет тридцати, объявив, что это – его «киней во веки вечные», Фима-Габардин. Фрол пояснил, что Фима с шарагой кочует из Екатеринослава в Таганрог и что здесь, в Горловке, они по причине острых проблем с транспортом «встали на якорь прочно». Фима просил взять его в сотоварищи: «хошь до Таганрогу, а хошь – ваще, коли есть фартовые дела», – однако Федька кивнул на меня:

– У нас, Габардин, только атаману такое решать.

Аркадий многозначительно присвистнул, а Федькины жиганы согласно покивали.

Я согласился взять «Фимкину шарагу» «на борт» при условии безоговорочного подчинения. Вскоре к поезду подвалило дюжины полторы мужиков, откровенно жуликоватого вида. Компанию сопровождала нагруженная узлами телега с тремя весьма живописными юными «маркитантками».

– Ну-у, пошло веселье! – закатив глаза, расхохотался Аркадий.

Наши новые попутчики оказались ворами-майданщиками. Они почитали обычаи «вольной братии» и, следуя данному их главарем слову, отнеслись ко мне с подобающим уважением.

Среди этой лихой, но в целом довольно симпатичной ватаги неприятным казался лишь один: брюзгливый, согнутый в три погибели старец лет под семьдесят, в видавшей виды лисьей шубе. Меня заинтересовало, как попал сей древний мухомор в компанию удалых молодцов.

Фима-Габардин терпеливо объяснил, что ворчливый дед – легендарный разбойник Васька Голый, непререкаемый авторитет уголовного мира, за плечами которого были беспримерные налеты времен царя-батюшки Александра Миротворца, десять лет тюрьмы, два побега и, наконец, бессрочная сахалинская каторга, с которой Васька сумел-таки вернуться живым. По словам Фимы, Голый давно считался «старшим шлиппером», то есть вором, прекратившим деятельность, но поддерживающим связь с уголовным миром. Фимкина шарага, к которой старый разбойник прибился еще весной, уважала его, помогала деньгами и ласково величала «дядей Васей».

На следующее утро нам разрешили ехать. Выбравшись в чистое поле, воровская братия пожелала устроить праздник. Я спросил совета у Федьки.

– Пусть гуляют, – он махнул рукой. – Ребятки они шумные, но безвредные. Опять же, слово дали. Да и мы с ними подгорчим за счастливое окончание трудов.

Очень скоро мой поезд напоминал пиратский фрегат на отдыхе: рекой лилось вино и самогон, отчаянно заливались гитара и гармошка. Сквозь табачный дым, пение воровских песен и визгливый смех девок настойчиво пробивался трескучий, менторский голос старшего шлиппера дяди Васи, поучавшего кого-то уму-разуму.

– Вот она, Георгий Станиславович, птица-тройка двадцатого века! – с улыбкой бросил мне Аркадий. – Несемся невесть куда, а – хорошо!

Я справился о причинах его приподнятого настроения.

– Печалиться-то не о чем, – юноша пожал плечами. – Мосты сожжены. Тем не менее из всего следует извлекать пользу. Жиганы – люди опасные, но и мы с вами – не овечки. Я слышал, как они вас добрым словом поминают. С вашим умом легко стать настоящим атаманом!

В душе я с Аркадием согласился, и все же спросил:

– Зачем?

– Доберемся до Ростова, скопим побольше денег и – за границу!..

На подъезде к Иловайской наше движение было остановлено скопившимися впереди эшелонами. Ко всему прочему разъезды славной белогвардейской конницы проверяли составы. Я запер «вольную братию» в последнем вагоне и приказал вести себя тихо. Однако это не помогло: явившийся со станции есаул принял предписание Романовского и поехал с ним к начальству, приставив к поезду охрану. Федька предложил найти в округе тачанки и ехать к Ростову через степь – напрямую оставалось верст сто пятьдесят. На том и порешили.

Тем временем вернулся недоверчивый есаул и объявил, что, хотя мои документы в порядке, ждать отправки придется не меньше трех дней.

Фрол и Аркадий поспешили к станции. Вскоре они возвратились с хорошими известиями. Федька нашел какого-то «буржуя», желавшего купить поезд! Фрол пояснил, что этот «акряный делец» [171] не может расстаться с многочисленным фамильным добром, для вывоза которого ему понадобился целый состав.

Впрочем, как добавил Аркадий, и трех вагонов было вполне достаточно. О покупке «тачанок» с лошадьми Федька тоже сумел договориться.

На закате подъехали мужики с бричками и «буржуй» в запыленном автомобиле. Наш состав из трех вагонов дельца, санитарного эшелона, паровоза, платформы с пушкой и даже с машинистом и кочегарами был продан скопом за пятьсот «булатных» червонцев и два фунта кокаина. В придачу покупателю достался старший шлиппер дядя Вася, не пожелавший сменить уютный вагон на зыбкую тачанку. За доставку «милого старичка» дяди Васи в Таганрог «буржуй» получил мешок облигаций и пять последних бутылок «Клико».