Bambini di Praga 1947 - [4]

— Я боюсь, — ответил Гирман, косясь в сторону кладовки. — Боюсь очнуться в гробу.

— Это редко когда случается, — успокоил его Буцифал. — В общем, стоит вам только намекнуть — и не пройдет и недели, как вы получите свою могилу. Сухую, аккуратную, кран с водой совсем рядом, а через забор открывается прекрасный вид на поле и ресторанчик. Другой такой возможности вам не представится.

— Знаете, — промолвил пан Гирман, соскребая ножом с колоды свиные мозги и обчищая его о край фарфоровой миски, — мне всегда такую могилу хотелось… а уж сейчас, когда я смотрю на свою жену, просто невтерпеж, до чего хочется… Но ведь даже сам знаменитый меценат пан Главка в могиле очнулся!.. Это меня точно убьет… но раньше, конечно, жена постарается.

Вот что сказал мясник и воткнул нож в колоду, а потом вошел в кладовку, где его жена как раз опускала в кипяток очередную порцию сосисок, восклицая при этом:

— Коробочки с майораном, красным и черным перцем, баночки с душистым перцем, тмином и имбирем, вот что делает нам имя, правда, Фананек? — И она постучала пальцем по груди своего мужа, по его белому фартуку с вышитыми синими и красными инициалами.

— Гм, — проворчал пан Гирман и открыл холодильник.

Там висели на крюках половинки поросят и телят, вызывавшие мысли о муляжах в приемной врача, и два огромных бычьих окорока.

— Вашей могиле все бы завидовали, — обратился к холодильнику пан Буцифал.

— Но кто может поручиться, — ответил ему Гирман, с легкостью взваливая на спину окорок, — что я там не проснусь? Господи, вы что же, не помните, в каком виде нашли Главку? Крышка сброшена, сам он стоит на коленях, пальцы и борода обгрызены, гроб сдвинут с места!..

— Крысы, да?

— Какие там крысы! — воскликнул мясник. — Это он сам от ужаса изгрыз себе пальцы и бороду! Нет уж, пускай меня лучше сожгут! — И он снял с крюка половинку туши, а окорок в два центнера весом переложил на плечо, а потом вышел из холодильника, запер за собой дверь и вернулся в лавку. Бычья берцовая кость пригибала его голову к груди.

— А знаете что? — сказал пан Буцифал, заглядывая снизу в лицо пану Гирману. — А вы укажите в завещании, чтобы врач проткнул вам сердце иглой. В богатых пражских семействах так издавна делалось, да и у аристократов это уже вошло в привычку.

— Проткнуть сердце? — переспросил Гирман. — Так моя жена только этим и занимается, вот, сами поглядите!

А пани Гирманова несла гостям горячие сосиски, приговаривая:

— Ах, господа, я же чуть не забыла! Сегодня у нас карнавал! Приходите вечером, я буду играть на мандолине… ах, пан Виктор, фонарики, полная луна… я вас всех приглашаю! А мой муж играет на маленькой гитаре в оркестре тамбуристов, — сказала она, шагнула под бычью ногу, взяла своего мужа за руку и стала отгибать ему пальцы один за другим, приговаривая ласково: — Вы только поглядите на эти пальчики! Они же у него, как сардельки! А в прошлом году на празднике в бойне играли музыканты, и там поставили помост, и Франтишек на него взошел, а потом туда привели бычка в полтонны весом, подсунули ему под брюхо лямки… И Фананек этого бычка поднял, и музыка играла, и все ликовали… а нынче, господа, эти вот самые пальчики-сардельки будут тренькать по струнам крохотной гитары, так приходите же непременно, господа!

— Пан Гирман, эта могила, что очень бы вам сгодилась, она совсем рядом со знаменитым чешским поэтом. Милостивая пани, ну уговорите же его! Такой дешевой могилы вам больше не попадется! — сказал пан Буцифал.

— Как это было бы замечательно — лечь рядом с великим поэтом, — сказала мясничиха, — мой отец тоже был поэт, ах, господа, до чего же он любил устраивать праздники! Впереди шли ученики в белых фартуках и несли в больших мисках свиные головы, потроха и колбасы — это были призы для лотереи, следом вышагивали подмастерья в белых колпаках и клетчатых куртках и несли на плечах наши цеховые знаки — серебряные мясницкие топоры, за ними маршировал духовой оркестр, а потом валили гурьбой великаны-мастера в шляпах с соколиными перьями — мясники, самый цвет нации… Однако, господа, кушайте, кушайте, пока сосиски не остыли, — потчевала мясничиха.

Пан Буцифал сказал:

— Пан Гирман, мне уже совершенно ясно, что эта могила — ваша. Я похлопочу в Церковном управлении, и вам прямо в гробу установят аппарат, который придумал один титулярный советник, русский, живущий сейчас в Париже. Это механизм, который присоединен в гробу к вашим рукам. Суть там в проводах, которые передают сигналы тревоги, так что если вы в могиле даже просто пошевелитесь, на кладбище поднимется трезвон, а из трубы полетят разноцветные ракеты, и вдобавок для надежности прогремит выстрел из пушки… Бац-бац! — выкрикнул пан Буцифал и широко раскинул руки.

Пан Гирман перепугался и вздрогнул так, что окорок соскользнул у него с плеча, а сам мясник потерял равновесие и полетел на закрытую дверь, которую его жена в последнюю секунду успела отворить… и Гирман выбежал с окороком на тротуар, он пытался догнать эту груду мяса, но ноша опережала его метров на пять, и пан Гирман перебирал ногами, чтобы угнаться за нею, спотыкался и падал… падал… это было именно замедленное падение, а не бег. Две благонравные ученицы продавщиц из фирмы «Лидия», увидев происходящее, смели крошки с колен, каждая со своей стороны подхватили скамейку и унесли ее на безопасное расстояние.