Бальзак - [11]

31 марта союзники вошли в столицу. 6 апреля Наполеон отрёкся от трона, и Людовик XVIII, ожидавший исхода событий в Бельгии, вернулся в Париж.

Не прошло и года, как, обманув сторожевые корабли союзников и шпионов, Наполеон бежал с острова Эльба. Высадившись на материке, он был с восторгом встречен тем самым народом, который всего за несколько месяцев до того его освистывал. В его поддержку собирались толпы. Маршал Ней, успевший между делом присягнуть монархии, поменял взгляды и бросился к ногам императора, за что впоследствии заплатил своей жизнью. Король Людовик XVIII бежал, Наполеон снова взял бразды правления в свои руки. Но попытка оказалась тщетной. Сто дней спустя Наполеон был разгромлен при Ватерлоо. Последняя битва Цезаря стоила Европе ещё нескольких тысяч человеческих жизней…

На этот раз Францию решили привести к покорности. Подумывали даже о том, чтобы разделить её надвое, создав на юге отдельное королевство со столицей в Тулузе. На трон прочили герцога Ангулемского, племянника короля.

Союзники вновь окружили Париж. Трудно себе представить, до какой степени это тревожило парижан. Когда-то святая Женевьева, которую считали покровительницей города, своими молитвами отвела от него орды Аттилы. Никогда прежде на людской памяти Париж не был захвачен врагом! Немного позднее, при Луи Филиппе, в столице были взведены новые укрепления, те самые знаменитые «фортифы», на месте которых в 1960-е годы проложили окружную дорогу.

Такова была обстановка в годы отрочества Оноре де Бальзака. Рухнувшая империя оставила Францию потерпевшей военное поражение и глубоко разделённой четвертью века смуты. Более миллиона французов моложе двадцати лет погибли на полях сражений. Страна была на пороге гражданской войны. Участились случаи сведения счётов, скоротечных судебных процессов. Позднее Дюма поместит в эту неспокойную эпоху завязку своего романа «Граф Монте-Кристо».

То было время «белого» террора, который, впрочем, был не таким массовым, как о нём говорят. Людовик XVIII, проведя значительную часть своей жизни в изгнании, далеко не всегда комфортном, желал спокойствия и стремился по мере возможности умерить реваншистский пыл части своего окружения, начиная с графа Артуа, который вскоре стал королём Карлом X. Людовика XVIII называли эгоистом, посредственностью, человеком осторожным до трусости. Это вполне справедливо, но именно благодаря этим слабостям он оказал услугу Франции, которая в тот момент нуждалась в чём угодно, только не в разгуле страстей. Ему первому удалось установить в стране буржуазный парламентский режим. Тот, кого французы высмеивали и называли «толстым боровом», по крайней мере принёс им мир.

За 25 лет в стране произошло много такого, что было немыслимо при старом режиме. Сыновья ремесленников становились маршалами империи, новыми дворянами, носившими звучные титулы, собранные по всей Европе: герцог Эльхингенский, герцог Отрантский, князь Московский! Крестьяне, прибравшие к рукам национальное имущество, наживали большие состояния. Неведомого происхождения буржуа, приехавшие из своих провинций, голосовали за казнь потомка Людовика Святого. Все те, кто имел веские основания страшиться Реставрации, становились ревностными сторонниками имперской диктатуры. Благодаря ей за какие-нибудь 15 лет французские товары вышли на рынки всей Европы, а армейские поставщики нажили миллионы.

Реорганизовав Францию после революционного лихолетья, создав административные и законодательные институты, которые во многом действуют до сих пор, Наполеон оставил после себя демографически и политически ослабленную страну. Печальный князь Меттерних и циничный герцог Талейран были одними из тех, кто в течение полувека обеспечивал мир в Европе. Но народная любовь слепа: идолом французов, особенно молодого поколения, всё ещё остаётся Наполеон.

Одинокий и нелюбимый вандомский воспитанник тоже трепетал, вспоминая наполеоновскую эпопею, и, поскольку отныне было уже невозможно добыть славу мечом, мечтал о том, чтобы создать целый мир силой мысли и воображения. Существует свидетельство о раннем возникновении у него честолюбивых замыслов. «Ничто, ничто кроме любви и славы не может заполнить моего большого сердца», — писал он сестре в 1819 году. А 13 лет спустя молодой романист, уже осенённый крылом славы, поверял своей подруге Зюльме Карро: «Есть призвания, которым надо следовать, и что-то неодолимое влечёт меня к славе власти».

Это устремление было свойственно героям его книг, будь то Луи Ламбер, Рафаэль де Валантен, Люсьен де Рюбампре, Эжен де Растиньяк и многие другие.

Мощнейшее социальное потрясение, которое создало почву для появления и выражения подобных устремлений, — потрясение, свершившееся с космической скоростью (сравним: династия Капетингов царствовала в течение семи столетий), пока ещё не затронуло по-настоящему искусство и литературу, которые не сказали нового слова. Оно подспудно вызревало в течение нескольких лет при благословенном и сугубо католическом правлении Людовика XVIII и Карла X в головах ещё совершенно неизвестных молодых людей — Гюго, Делакруа, Жерико, Берлиоза, Дюма, Виньи, Мюссе… И Бальзака.