Бальзак - [6]
С этого момента его мировоззрение облагораживается или, вернее, делится на два разные – на серьезное и шутливое. Те элементы, которые в «Phisiologie du mariage» были еще нераздельны, именно серьезный взгляд на человеческую жизнь и чувственно-циническое отношение с ней, с этой поры существуют каждый особо, как трагедия и сатирическая драма.
В том же году (1831) он пишет свой первый философский роман «La peau de chagrin», упрочивший за ним репутацию поэта, а романом «La belle impéria» он начинает длинный ряд своих «Contes drolatiques», т.-е. собрание повестей, в роде самых пикантных «contes» времен «возрождения». По духу они родственны с новеллами Боккачио и королевы Маргариты и с анекдотами Брантома, а в языке заметно прямое влияние Рабле. рассказанные новейшим языком, они показались бы пошлыми и грязными, а на наивном языке старины, как бы облагороживающем содержание еще более, чем строгий размер стиха, эти апофеозы чувственности художественны, игривы, как шутки одного из тех монахов светского закала, которые играют роль в рассказах всех народов.
В одном из мастерских прологов к подобным собраниям автор рассказывает, что он в молодости потерял топор – свое наследство – и остался ни с чем. Тогда он, подобно дровосеку в прологе к книге своего дорогого наставника Рабле, стал вопиять в небу в надежде, что там услышат его и он получит другой топор. Но Меркурий бросил ему записку, на которой начертаны были всего три буквы A V E. Он вертел в руках небесный дар так и сяк и, наконец, прочел это слово наоборот EVA. Но что такое EVA? – Что же иное, как не все женщины в одной? Итак, божественный голос говорил автору: «Подумай о женщине, – женщина уврачует твои скорби, наполнит твою охотничью сумку, она – твой бог, твоя собственность. Avé, привет тебе! Eva, о женщина!» Это значило, что ему нужно сумасбродными и забавными рассказами о любовных приключениях заставить смеяться читателя, свободного от предразсудков. И это ему удалось. Никогда еще слог его не достигал такого совершенства и не производил такого сильного впечатления. У самого Рубенса не найдете более смелых штрихов и более ярких красок, не найдете и подобной геркулесовской веселости в изображениях нагих фавнов и пьяных вакханок. Ни один художник речи не поднимался в этом отношении выше Бальзака. Прочтите, например, следующий отрывок из обращения к музе, написанного на радостях по случаю окончания нового ряда новелл:
«Смеющаяся дева, если ты навсегда хочешь остаться свежею и юною, не плачь больше никогда! Подумай лучше о том, как бы не ездить на мухах без стремян, как запрягать твоих хамелеонообразных химер вместе с прелестными облаками, а лошадей обращать в радужные образы, накрывать их попонами из кармазинно-розовых снов, а вместо удил давать им темно-голубые крылья.
Клянусь телом и кровью, курильницею и печатью, книгою и шпагою, лохмотьями и золотом, звуком и цветом, если ты воротишься в пещеру элегий, где евнухи набирают гадких женщин для слабоумных султанов, то я прокляну тебя, лишу тебя ласк и любви, лишу…
Ах! вон она сидит высоко на коне на солнечном луче, сопровождаемая дюжиною рассказов, которые от её смеха рассыпаются воздушными метеорами! Она отражается в их призмах сильная, высокая, так смело бессмысленная, бессмысленно спеша навстречу всему, и ее нужно звать давно и хорошо, чтобы следить за её сиреноподобным хвостом с серебристыми блестками, который она извивает при этой игре. Праведный Боже! Она бросилась вперед, подобно сотне выпущенных вечером на свободу школьников, которые кидаются на садовую изгородь из ежевики. В чорту учителя! Полная дюжина! Праздничный вечер!.. Сюда, ко мне, товарищи!»
Справедливость требует заметить, однако, что едва ли во всех «Contes drolatiques» найдется другой такой длинный отрывок, который бы можно было выписать или прочесть громко.
«La peau de chagrin» – это первая попытка Бальзака помериться с действительностью. Эта книга разнообразная, живая, полная роскошных образов, в которой поэт, как бы забегая вперед, в величавых, но простых символах пытается набросать широкую картину новейшего общества, между тем как его могли вполне изобразить лишь произведения Бальзака, взятые в целом. В фантастическом освещении выставлены здесь в контрастах характеристические моменты из жизни новейшего общества – игорный дом и будуар модной дамы, кабинет ученого и роскошные палаты богача, тоскливая и безнадежная бедность человека, молодого и талантливого, которому не суждено вкусить земных благ, и оргии журналистов и куртизанок, наконец контраст искренности и светских приличий у женщин. Картина набросана смелою кистью и целое произведение состоит из немногих, ярко освещенных, групп, примыкающих одна к другой, но во всем больше философии и символики, чем индивидуальной жизни. Старый тряпичник дает бедному молодому герою, решившемуся на самоубийство, кусок ослиной шкуры, на которую не действует ни огонь, ни железо. Притом у кого она есть, у того все желания исполняются, но за то она каждый раз уменьшается на несколько линий и от неё зависит жизнь владельца. Благодаря изумительному творчеству фантазии, сверхъестественное в этом символическом образе, имеющем глубокий смысл, кажется вероятным. Бальзак сумел придать такую форму фантастическому, в которой оно может мириться с явлениями действительной жизни. Лампа Алладина, если ее потереть, делает чудеса. Она изменяет естественный закон причинности (даже у Эленшлегера). Иное дело – шагреневая кожа: сама она ничего не делает, за то обладание ею доставляет успех в делах, но при этом она постоянно уменьшается, – она как будто состоит из того же материала, который составляет основу нашей жизни. «Человек, – говорит Бальзак, – расходуется на два инстинктивных действия, от которых источники его бытия высыхают. Два глагола выражают все те формы, которые принимают эти две причины его смерти: желать и мочь. Желание нас сжигает, а способность мочь уничтожает. Это значит: в конце концев мы умираем, потому что ежедневно уничтожаем себя. Кожа, подобно нам, тоже уничтожается от нашей способности желать и мочь». Бальзак метко характеризует господствующее стремление целого поколения – познать жизнь во всей её полноте и глубине – и указывает на то, какая душевная пустота следует за исполнением желания и как удовлетворение страстей влечет за собою смерть. «La peau de chagrin» – книга молодого писателя, но блестящая по замыслу и отвлеченно-меланхолическая, как все книги, написанные раньше того, чем поэт прошел долгий путь жизненного опыта. Она имела успех и вне пределов Франции. Гете читал ее даже в последний год своей жизни. У Римёра (который ошибочно считает автором книги В. Гюго) Гёте говорит 11 окт. 1831 года: «Я продолжал чтение „La peau de chagrin“. Это – прекрасное произведение, в новом роде, которое между прочим отличается тем, что искусно лавирует между невозможным и невыносимым, и автор весьма последовательно пользуется чудесным, как средством изобразить выдающиеся стремления и события. Об этом в частности можно было бы сказать много хорошего». А в письме от 17 марта 1831 года он говорит о той же книге: «Это произведение необыкновенного ума указывает на коренную и неисцелимую язву нации, и последняя заражала бы организм все глубже, еслибы те департаменты, в которых теперь еще не умеют ни читать, ни писать, не возродили со временем эту нацию, насколько это возможно»
«В тот год, как в Риме умер Микеланджело, в Стрэтфорде-на-Эвоне родился Вильям Шекспир. Величайший художник итальянского Возрождения, тот, чьей кисти принадлежат плафонные фрески в Сикстинской капелле, как бы нашел себе замену в величайшем художнике английского Возрождения, создавшем „Короля Лира“.Смерть сразила Шекспира в его родном городе в тот самый день, как в Мадриде умер Сервантес. Два величайших творца человеческих типов в эпоху испанского и английского Возрождения, создавшие Дон Кихота и Гамлета, Санчо Пансу и Фальстафа, в один и тот же день покинули этот мир…»Книга также выходила под названиями «Неизвестный Шекспир.
Давно уже расхожим стало мнение о том, что Шекспир не был творцом своих великих драм, и несть числа охотникам приписывать честь их создания другим лицам. За полтора столетия существования споров и дискуссий выдвинуты десятки гипотез, подвергающих сомнению существование средневекового гения, о котором до сих пор мы не знаем всей правды.В обширной шекспириане книга Георга Брандеса занимает особое место. В противоположность другим исследованиям, она открывает читателю внутреннюю жизнь поэта и драматурга, отраженную в его произведениях.
«То, что Ибсен в своей драме «Цезарь и Галилеянин» называет «третьим царством», нашло своего апостола в лице одного из наиболее видных представителей молодой России, в лице писателя, замечательного как художник и своеобразного как критик. Этим апостолом является Дмитрий Сергеевич Мережковский. Как истинный славянин, он соединяет в своем лице глубокомысленную проницательность с туманною мистичностью. Так же, как Толстой и Достоевский, он не удовлетворяется искусством для искусства. Он ощущает в себе религиозного проповедника и не сомневается в том, что именно России достанется удел подарить человечеству мессию будущего, мессию, который разрешит все религиозные искания и сольет воедино Элладу с Палестиной, язычество с христианством, воплотив их в то высшее единство, в котором найдет удовлетворение и сердце и ум…».
К 450-летию Уильяма Шекспира! Классическая биография титана мировой литературы. Всё о его жизни и творчестве.В последние годы выходит все больше книг и фильмов, ставящих под сомнение авторство Шекспира. Ныне модно отрицать его гений, приписывая шекспировские пьесы и стихи другим поэтам.Это исследование идет против течения, доказывая, что именно Шекспир был единственным автором «Гамлета», «Ромео и Джульетты», «Короля Лира», «Макбета», «Отелло», «Ричарда III» и других шедевров, в которых отражается его личность и судьба.
«Над писателем, который пишет не на общераспространенном языке, обыкновенно тяготеет проклятие. Таланту хотя бы и третье степенному, но имеющему в своем распоряжении язык широко распространенный, гораздо легче быть признанным, чем первоклассному гению, – которого читают в переводе. В этом случае все его художественные особенности, тонкости и красоты утериваются даже и тогда, когда он пишет в прозе.Затем, если он переведем, оказывается, что он писал для кучки знатоков и любителей, что он вхож лишь в то общество, к которому сам принадлежит, но что он чужд широким массам всего света; оказывается.
Это издание подводит итог многолетних разысканий о Марке Шагале с целью собрать весь известный материал (печатный, архивный, иллюстративный), относящийся к российским годам жизни художника и его связям с Россией. Книга не только обобщает большой объем предшествующих исследований и публикаций, но и вводит в научный оборот значительный корпус новых документов, позволяющих прояснить важные факты и обстоятельства шагаловской биографии. Таковы, к примеру, сведения о родословии и семье художника, свод документов о его деятельности на посту комиссара по делам искусств в революционном Витебске, дипломатическая переписка по поводу его визита в Москву и Ленинград в 1973 году, и в особой мере его обширная переписка с русскоязычными корреспондентами.
Настоящие материалы подготовлены в связи с 200-летней годовщиной рождения великого русского поэта М. Ю. Лермонтова, которая празднуется в 2014 году. Условно книгу можно разделить на две части: первая часть содержит описание дуэлей Лермонтова, а вторая – краткие пояснения к впервые издаваемому на русском языке Дуэльному кодексу де Шатовильяра.
Книга рассказывает о жизненном пути И. И. Скворцова-Степанова — одного из видных деятелей партии, друга и соратника В. И. Ленина, члена ЦК партии, ответственного редактора газеты «Известия». И. И. Скворцов-Степанов был блестящим публицистом и видным ученым-марксистом, автором известных исторических, экономических и философских исследований, переводчиком многих произведений К. Маркса и Ф. Энгельса на русский язык (в том числе «Капитала»).
Один из самых преуспевающих предпринимателей Японии — Казуо Инамори делится в книге своими философскими воззрениями, следуя которым он живет и работает уже более трех десятилетий. Эта замечательная книга вселяет веру в бесконечные возможности человека. Она наполнена мудростью, помогающей преодолевать невзгоды и превращать мечты в реальность. Книга рассчитана на широкий круг читателей.
Биография Джоан Роулинг, написанная итальянской исследовательницей ее жизни и творчества Мариной Ленти. Роулинг никогда не соглашалась на выпуск официальной биографии, поэтому и на родине писательницы их опубликовано немного. Вся информация почерпнута автором из заявлений, которые делала в средствах массовой информации в течение последних двадцати трех лет сама Роулинг либо те, кто с ней связан, а также из новостных публикаций про писательницу с тех пор, как она стала мировой знаменитостью. В книге есть одна выразительная особенность.
Имя банкирского дома Ротшильдов сегодня известно каждому. О Ротшильдах слагались легенды и ходили самые невероятные слухи, их изображали на карикатурах в виде пауков, опутавших земной шар. Люди, объединенные этой фамилией, до сих пор олицетворяют жизненный успех. В чем же секрет этого успеха? О становлении банкирского дома Ротшильдов и их продвижении к власти и могуществу рассказывает израильский историк, журналист Атекс Фрид, автор многочисленных научно-популярных статей.