Баллады о Робин Гуде - [2]

Глупость людей, их звериные чувствования, скотские желания — наследие глубокой животной древности — создали жизнь, в которой тесно истинно человеческим чувствам и мыслям, рожденным, однако, все тем-же человеком из его мучительной неудовлетворенности самим собою и своей жизнью, — это чувство неудовлетворенности — самое драгоценное из всего, чем обладают люди, из такого чувства возникло все, чем все мы можем гордиться, и пока оно живо — человек не утратит возможности быть прекрасным, хотя бы а далеких веках грядущего.

Некуда вместить свое хорошее, не хватает сил воплотить лучшее души в эту грязную, кровавую, до ужаса запутанную жизнь, и все прекрасное, мучительно-рожденное в себе самом человек воплощает в образ Бога, героя, юродивого, разбойника, — всегда в кого-то, кто величавее, краше, добрее, разумнее, сильнее человека, но кто всегда соткан из живой ткани его мозга, его сердца, его бесконечно страдающей полузвериной. полудетской души, — его милой души.

Итак: отношение народа к разбойнику слагается из страха пред сильным, из лести и зависти к нему, из воспоминания о древней, полузвериной жизни, из надежды, что разбойник, постоянно нарушающий все законы государства, может окончательно уничтожить их и создать на земле одну для всех справедливость — беззаконие; наконец, из непобедимого стремления людей воплотить в жизнь лучшие свои мечты, надежды и помыслы, создавать из них прекрасные образы поэзии и образцы для своего поведения в жизни. В творчестве истинно-народном эстетика — учение о красоте — всегда тесно связана с этикой — учением о добре.

Теперь о Робин Гуде.

Это был разбойник, не совсем похожий на разбойников наших русских сказок и преданий. Он имеет мало сходного и с такими бунтарями против царской власти, каковы были Степан Разин или Емельян Пугачев, к тому-же он менее, чем они, ясное историческое лицо.

Робин Гуд жил в конце XII века, приблизительно в 1180–1200 гг., в Англии, в огромном лесу Тир-Вуд, графства Норк. В то время в Тирвудском лесу укрывались остатки старинного населения Англии — саксы, только что побежденные норманнами, выходцами из Франции.[1]

Эти остатки свободолюбивого народа, не желая подчиняться жестокой власти завоевателей, чуждым обычаям и законам, жили в лесу, сохраняя военную организацию, отличавшую их от простых разбойников больших дорог, нападая только на богатых норманн, на их дворянство, судей, священников и монахов. Робин Гуд был героем именно этих бедных, незначительных людей. Историк того времени говорит о нем лишь несколько слов: «Между людьми, лишенными собственности, был тогда знаменит Роберт Гуд, которого простой народ так любит выставлять героем своих игр и комедий и которого история, воспеваемая менестрелями[2], занимает саксов более всех других историй».

Это — все, что сказано о Робин Гуде хроникером эпохи. Всем остальным наделил Гуда народ, не редко создающий силою своего воображения святых и героев из незначительных людей, как создал он из простых явлений природы — грома, молний, тени, света — величавые образы поэзии.

Робин Гуд был сакс, и самые старые, а следовательно, самые достоверные, баллады говорят, что он человек крестьянского рода. Позднее, когда ненависть между победителями и побежденными была изжита и они слились в одно мощное племя, песни о Робин Гуде стали украшать его знатностью происхождения, представляя стрелка то графом, то внебрачным ребенком обольщенной девушки-дворянки. В этом желании сделать — во что бы то ни стало — своего любимца человеком знатного рода, кажется, скрыто наивное желание простых людей сказать аристократии: «Чем наши хуже ваших»? Народ издавна знает, что добрые подвиги не заметны без титула и даже создал горькую пословицу: «Из простых — нет святых», забыв, как всегда, о Христе — сыне плотника — и апостолах его, рыбаках.

Для нас не важно — кем рожден Робин Гуд и какое он был в действительности, важно чем наделила его от щедрот своей души народная масса, и по сей день воплощающая свое лучшее не в жизнь, а куда-то вне ее.

Народные баллады рисуют Робин Гула неутомимым врагом угнетателей норманнов, любимцем поселян, защитником бедняков, человеком, близким всякому, кто нуждался в его помощи. И в благодарность за это поэтическое чувство народа сделало из простого, может быть, разбойника, героя, почти равного святому. Робин Гуд имел в году свой, посвященный ему, день, и в этот день вся Англия — города и села — прекращала занятия, «церкви и мастерские были пусты, ни святой, ни проповедник не могли одержать в этот день победы над любимцем народа». Почти четыреста лет праздновался этот день, и вот как жалуется английский епископ Латимер, живший в XVI веке.

Об'езжая свою епархию, он прибыл в небольшой городок близ Лондона и об’явил, что на другой день, по случаю праздника, скажет проповедь в церкви, «но, — говорит он, — когда я отправился в церковь, то, к изумлению моему, увидел, что она заперта; я послал за ключом и ждал его на паперти более часа; наконец, ко мне подошел какой-то человек и сказал: «Сэр, мы сегодня не можем слушать вашу проповедь, потому что празднуем день Робин Гуда, все наши прихожане в лесу, и вы напрасно стали бы ожидать их». Епископ был одет в торжественные ризы, ему пришлось снять их и, отложив церковную службу, уступить прихожанам, которые, нарядясь в зеленые кафтаны лесных стрелков, изображали на площади перед храмом жизнь Робин Гуда, его веселого друга — Литтль-Джона и других его друзей. В этих играх одинаково дружно, вместе с саксами участвовали и потомки победителей-норманнов, не зная уже о том, как страшен был Робин Гуд для их предков.