Баллада о тыловиках - [16]

Вверх пошла красная ракета. Это выстрелил стоявший в «доджике» подполковник Рябкин. Вслед за ним стали палить из ракетниц и остальные. Так договорились раньше — чтобы привлечь к себе внимание немцев.

Замешательство гитлеровцев продолжалось секунды. Вскоре на опушке, освещенной горевшей машиной, показались танки и самоходки.

Начало танковой атаки застало Бориса у «бронебойщиков». Он прибежал сюда с приказанием зампотеха немедленно поджечь сарай, стоявший неподалеку от них в поле: на фоне пожара лучше будут видны вражеские машины. Чтобы не выдать раньше времени бронебойки, поджечь решили бензином. Выбор Осадчего пал на младшего лейтенанта Степанова, который, повторив звонким юношеским голосом приказание, растворился в темноте. А через несколько минут началась атака.

Расстояние от «бронебойщиков» до танков сокращалось с невероятной быстротой, а сарай все еще не горел. Не случилось ли чего со Степановым?

— Слушай! Давай посылай второго человека! — крикнул Борис Осадчему.

— Тебя, что ли? — буркнул тот.

— А меня не надо посылать, я сам пойду. У кого есть спички? — спросил Борис у солдат.

Ему подали коробок. Он молча взял его и побежал по пахоте.

Но тут вверх по стене сарая устремился огонек, за ним второй, третий…

Борис оглянулся: до танков было чуть больше километра. В стороне мелькнул «доджик». Борис кинулся к нему. Но его не заметили, и машина пронеслась мимо.

Где Рая? Зная ее, он уверен, что она будет там, где опаснее. Надо бы последить за ней, а то полезет в самое пекло или угодит к немцам. Но он связан по рукам и ногам своим неожиданным адъютантством! На кой черт оно ему? Он фельдшер, и никто больше!..

— Товарищ старший лейтенант! — окликнули его.

К нему от горевшего сарая бежал Степанов. Чего он так долго возился?

— Спички отсырели… Товарищ старший лейтенант, мне не влетит за задержку?

— Пусть лучше влетит! — искренно пожелал пареньку Борис.

— Почему? — не понял тот.

— Потом поймете… Жмите во все лопатки к своим! Скоро у вас там начнется!..

Младший лейтенант побежал к пэтээровцам…

Борис встал. Где же зампотех? Не у «мотострелков» ли?..

В это время справа началась беглая орудийная пальба. Оказалось, что «тридцатьчетверки» Горпинченко и Агеева неожиданно вышли во фланг немецким танкам и самоходкам и первыми открыли огонь. Черноту осветили всплески выстрелов… Есть!.. Есть!.. Один за другим вспыхнули два фашистских танка!.. Ну и молодцы наши! Ну и молодцы!.. Стрелял, несомненно, Горпинченко. Немцы заметались. Что, съели?! А это уже совсем здорово!.. Снаряд настиг еще одну машину! Три танка за три минуты — такое не часто бывает! Любо-дорого смотреть на такую работу!..

Ах, вот что! Немцы решили взять смельчаков в клещи… Ведя на полном ходу огонь из орудий, два фашистских танка двинулись в обход слева, а три — справа… ^

Все! Немецкая болванка угодила в одну из «тридцатьчетверок». Машина рванулась, проехала немного и встала… Как же так?.. Чья она — Горпинченко или Агеева?.. Вторая «тридцатьчетверка» продолжала отстреливаться… И вдруг из нее вырвался сноп огня. Борис до крови закусил губу… Тотчас же немцы перенесли огонь на первый, уже подбитый ими танк. Его охватило пламя. Из люков выскочил экипаж, но его тут же скосили из пулеметов…

Немецкие танки разворачивались.

Борис побежал к темнеющим неподалеку траншеям и окопам. Рядом пронеслась и ушла веером в землю пулеметная очередь…

Свалился в первый попавшийся окоп.

Знакомый голос сказал:

— Теперь держись!

Филипп Иванович? Лучший брадобрей корпуса! Юрка называл его сулинский цирюльник. Филипп Иванович был из Сулина, что возле Шахт. Он гордился тем, что первым из фронтовых парикмахеров стал вводить в своей части бакенбарды. Юрка — и тот целых два дня ходил по бригаде этаким Васькой Денисовым.

Филипп Иванович держал в руках фаустпатрон и с отчаянной решимостью поджидал неприятельские танки и самоходки.

— Филипп Иванович, а где остальные ваши? — спросил Борис.

— Агафонычи, что ли? — так называл он портных, братьев Агафоновых. — А вон они!.. А чуток подальше сам Кондратьев!

— А пятый где?

— Ездовой-то?.. А кто его знает! Он не наш…

Борис замер. Танки и самоходки, которые после боя двигались беспорядочно, снова выстроились и теперь приближались к позиции «бронебойщиков».

— Доктор, на цигарку не найдется? — спросил Филипп Иванович.

Борис не ответил. Три машины — два танка и самоходка — ворвались в полосу света, отраженного горящим сараем, и понеслись дальше, поливая из пулеметов темноту.

Они же сами просятся, чтобы их подбили! Ну сколько можно выжидать? Господи, неужели проскочат?!

Но нет, одно за другим дробно защелкали противотанковые ружья…

Самоходка, которая шла крайней с той стороны, завертелась на месте и остановилась… Вот тебе и Осадчий! Если бы и дальше так пошло!.. Впереди идущий танк стал на ходу разворачиваться… Ну что же они медлят? Ну что же медлят?.. Но в это время опять ударили бронебойки. Подбитая самоходка задымила. Будешь знать, стерва!.. Второй танк задом попятился к горящему сараю и оттуда выстрелил из пушки. Вслед за ним открыли огонь и три новые, вынырнувшие из темноты, самоходки… Затем все пять машин, не прекращая стрельбы, устремились на позиции «бронебойщиков». Но почему молчит Осадчий? Почему он молчит? Неужели все?.. Едва разъяренные самоходки и танки ворвались на опушку леса, как ожило одно из противотанковых ружей. Оно сделало два торопливых и не метких выстрела и тут же замолкло, раздавленное танком…