Баллада о трубе и облаке - [27]

[25]

— Decapitare? — пришел в ужас итальянский прихвостень. — Ма questo è orribile! Е orribile![26]

— De-ca-pi-ta-re! — стальным тоном повторил Немецкая Смерть и оглянулся. — Саплятер! — воскликнул он, указывая сперва на Темникарицу, а потом на черную колоду для рубки дров.

— Явольгеррштурмфюрер… — Заплатар заикался, не в силах сдвинуться с места.

Темникарица поняла, что ее ожидает. Оторвавшись от ограды, она медленным, но твердым шагом стала спускаться по склону. Поравнявшись с Заплатаром, спокойно сказала:

— Не надо так дрожать, Заплатар! Идем! Не бойся!..

— Мать!.. — всхлипнул тот, не двигаясь с места.

— Идем! Не бойся!.. — повторила женщина, беря его за рукав.

Дрожа всем телом, он послушно последовал за ней.

Вся свора, разом утихнув, собралась в круг.

Темникарица подошла ближе и остановилась.

Немецкая Смерть пальцем поманил к себе одного из солдат и жестами показал ему, что Темникарице нужно отрубить голову. Тот изумленно сверкнул глазами и закивал. В воцарившейся тишине он выдернул топор и рукой стряхнул с поверхности колоды почерневший снег. Потом, отступив на два шага в сторону, нагнулся и пальцем провел по лезвию.

Темикарица подняла голову и, повернувшись к Заплатару, громко спросила:

— Я слыхала, будто у приговоренного к казни спрашивают последнее желание?

— Что бы вы хотели? — растерянно всхлипнул тот.

— Чтобы ты отрубил мне голову.

— Мать… — У него подкосились ноги.

— Теперь я тебе в самом деле мать, — сказала женщина. — И после этого я тебя прощу.

— Саплятер!

— Мать!.. — Заплатар со стоном повалился на колени.

— Саплятер! — подскочил на месте Немецкая Смерть.

Темникарица повернулась к нему, ткнула пальцем в Заплатара, корчившегося у ее ног, и провела рукой по своей шее.

Лейтенант был настолько потрясен, что на мгновение лишился дара речи. Потом непонятная гримаса исказила его лицо, и он утвердительно кивнул головой.

Темникарица медленно подошла к колоде.

Лейтенант выпрямился и отступил на три шага. Тишину рассек его металлический голос:

— Саплятер!

— Мать! — всхлипывал Заплатар, протягивая руки к Темникарице.

— Са-пля-тер!..

Заплатар упал лицом в снег. К нему подскочил немецкий солдат и ударил его прикладом. Тот застонал. Подскочил другой солдат и тоже нанес удар. Взяв Заплатара под мышки, они поставили его на ноги.

— А… а… абер! — раздался нечеловеческий вопль.

— Саплатер! — прошипел Немецкая Смерть, хватаясь за пистолет.

Солдат подошел к Проклятой Каланче и обеими руками протянул ему топор.

— Саплятер! — Немецкая Смерть поднял руку.

Тот пошатнулся и инстинктивно сжал свои тощие руки. Ощутив в ладонях тяжесть топора, он содрогнулся всем телом и взвыл.

— Не вой, несчастный! — спокойно сказала Темникарица. — Не бойся.

— Мать!..

Солдаты подошли к Темникарице, чтоб поставить ее на колени. Она кивнула им, в полной тишине сняла с головы платок и накрыла им колоду. Опустившись на черный снег, она положила голову на платок и закрыла глаза.

— Саплятер! — разбил тишину приказ.

— Мать, сжальтесь надо мной! — простонал Заплатар. — Сжальтесь…

— Не кричи, несчастный! — невозмутимо ответила Темникарица, не открывая глаз. — Я сжалилась над тобой. Отрубишь мне голову, и тебе все простится.

— Мать…

— Не бойся, Заплатар!..

— Саплятер! — завизжал лейтенант и выстрелил поверх его головы.

Заплатар зашатался, словно пуля угодила в него. Потом вдруг выпрямил свое длинное тело, будто это была последняя вспышка его жизни, и топор на длинном топорище взметнулся вверх — и вместе с ним поднялись все взгляды. Топор взметнулся вверх — над обгорелой стеной, над дымом пожарища, к неумолимой синеве без единого облака. Отточенное лезвие сверкнуло в лучах холодного солнца, дрогнуло и устремилось вниз…

— Довольно! Довольно! — воскликнул Петер Майцен и затряс головой, отгоняя жуткое видение. — Довольно! Нет больше сил!.. Довольно, — повторил он громче, взмахнул руками и вскочил.

Он поднялся с такой стремительностью, что все закружилось у него перед глазами. В ушах зашумело, и ноги стали ватными. Он снова опустился на пень и, прижав ладони к вискам, закрыл глаза, пытаясь прийти в себя. Но было уже поздно. Шум усиливался, перешел в сверлящую боль, и в мгновенно наступившей черной тьме безжалостный взрыв разлетелся искрами — и среди искр сверкнуло лезвие топора.

— Довольно! — чуть слышно шептал он. Но слабость его продолжалась лишь один миг. Головокружение прошло. Он крепко потер руками щеки и огляделся.

Да, он сидел над Тихим долом. Повсюду было удивительно тихо и неподвижно, словно перед грозой. Долина утопала в тяжелом, иссиня-свинцовом беззвучном свете. Он приближал окружающее, словно увеличительное стекло, резко очерчивая контуры вещей, но придавая всему безжизненный, вид, точно долина вдруг перестала быть естественной и живой.

В груди закололо. Выпрямившись, он глубоко вздохнул. Подняв глаза, взглянул на виноградник. Листья были жесткие, будто вырезанные из железа, ржавые, совершенно неподвижные. Взгляд его медленно спустился в долину, к зеленому лугу, лотом к темной речке, вдоль нее мимо черных ив к бездонному омуту и замер на белых мостках, что ютились в черной тени черною граба. Он хотел было посмотреть дальше, через речку на дорогу, на левый склон, где стоял одинокий дуб, на цветущую гречиху и дом под красной крышей, но передумал и повел взгляд по реке к черному лесу, через лес к вершине черного холма и черным пикам гор. На небо он не смотрел. Чувствовал — не нужно смотреть; где-то в глубине души он боялся снова увидеть топор, взнесенный в самую синеву, готовый вот-вот опуститься. Он понимал, что это лишь игра воображения, но все же инстинктивно втянул голову в плечи и рука его сама собою поползла к шее. Почувствовав прикосновение своих пальцев, которые были ледяными, он вздрогнул, точно они не принадлежали ему.