Баллада о Розеттском камне - [6]

А еще раньше я жила у бабушки, и по воскресеньям она затевала пироги, и мы приглашали соседских детей. Пока пироги пеклись, мы, ребятишки, уже ждали, стоя рядом с пузатой электропечкой «Чудесница», и смотрели с восхищением, как бабушка вынимает их, а они румяные, веселые, красивые, прямо-таки плоские колобки! И как же хотелось дотронуться до них пальцем, чтобы получить капельку этого горячего счастья! «Не тронь, Ленонька! Они с жару! Руки обожжешь! Вот пироги отдохнут, тогда и есть будем!» «Разве пироги устают, что им отдыхать надо?» «А как же? В печке-то они пеклись, вот им и надо отдохнуть». И она накрывала пироги марлей, предварительно обмазав их маслом, а мы все ходили вокруг и ждали, и спрашивали без конца, отдохнули ли пироги или еще нет…

Когда мне было около трех лет и я была маленькая, бабушка кипятила воду в ведрах, и мыла меня в большом алюминиевом корыте, и поливала водой из кувшина, повторяя каждый раз: «С гуся — вода, с Леноньки — худоба!» От этой ли присказки или от чего другого, но никакой худобы у меня никогда не наблюдалось. Ни в школе, ни в институте, ни потом, то есть, я хочу сказать, сейчас. Рост — 1 м 65 см, вес — 65 кг. Годы идут, но я, встав на весы, каждый раз невольно повторяю: «Опять 65!» Странно, что теперь, когда меня это абсолютно не волнует, я «попала в струю»: модны «женщины в теле», значит, как я. Модны мужчины типа «молодой менеджер», значит, как ты. Я. Ты. Никогда мы не будем вместе. Да что ж такое?! Снова нахлынуло на меня! До каких пор буду думать о тебе?! До каких пор не смогу избавиться от тебя?! Что ж тут спрашивать? Что шуметь? Ответ давно известен: буду вспоминать о тебе до самой смерти, то есть до завтра…

Ишь куда опять занесло! Нет. Довольно. Ни слова о любви. Есть много других, не менее благородных тем: дружба, приязнь, бескорыстная помощь незнакомому человеку, которого скорее всего никогда больше не увидишь…

…люди

порою просто не верят, что вот так, ни с того ни с сего, какой-то там прохожий неведомый подойдет и вдруг поможет, просто так, без всякой корысти, неизвестно зачем и почему

Братья мои на звезде! Не воспринимайте этого серьезно! Что-то случилось со мной. Что-то во мне сломалось. А когда? Как? Я и сама не знаю. Начиналось-то все хорошо: я была отличницей и поехала поступать учиться в Москву. Математика письменно — за тридцать минут. Когда вышла в коридор… когда я вышла в коридор, тогда и появился он… Вы думаете, он был красив? Ничуть. Вы решили, что речь здесь пойдет о любви? Нет. Историй о любви немало, но здесь иной случай. Он не был ни красив, ни даже хорош собой. Замечательной фигуры у него не было. Нет, нет и тысячу раз нет. Нужно ли говорить, что в семнадцать лет о каждом, переступившем порог тридцатипятилетия, думают как о человеке, у которого «все позади»? Вернее, вообще не думают. Итак, это был весьма плотный человек с круглым лицом, редкими волосами, внешне абсолютно неинтересный. «Какой у вас вариант?» «Пятый, а что?» Он достал из кармана записную книжку. Ответы сошлись. У меня от радости застучали зубы. После сочинения и математики (устно) он снова появился и даже назвал меня по фамилии. Тогда я не обратила на это внимания.

А потом — физика. Физика — «очень особый предмет», по мнению завуча школы. Женщина-физик — и не женщина, и не физик. Глядя на нашу физичку, с этим было нельзя не согласиться. По ее «особой» методе класс был разбит на две группы: в первую входили хорошисты и отличники, во вторую — прочие. Первая группа — самостоятельно! — решала задачки (решали двое, а остальные списывали), прочие учили вслух законы и определения. Такова была методика обучения. Вскоре она пришлась нам по душе.

Атлетика — королева спорта. Физика — королева технического спорта. Не знать ее — и поступать — смешно. Не знать ее — и не попробовать поступить — глупо. И я попробовала. Два балла. Экзаменатор — тоже, кстати, женщина — боролась за меня, как могла. Она решила, что я перезанималась — на такую мысль навели ее мои 19 из 20 возможных баллов. Мне достаточно было вслед за ней повторить, что я перезанималась, и четверка была бы в кармане (в экзаменационном листке!), но… В общаге вахтерша сообщила, что меня срочно вызывают в приемную комиссию. Выселяют! Сразу же! И кого волнует, что мой поезд только через три дня!.. Я поплелась обратно в институт, прихватив чемодан.

«Ты что ж это, все перезабыла, что ли?!» Я всегда верила, что волшебники существуют, что в последнюю минуту я всегда буду чудесным образом спасена. Но я никогда не могла себе представить, что волшебник окажется плотным лысеющим человеком «за гранью», существующим, по нашим школьным понятиям, лишь для того, чтобы воспитывать детей и внуков. Он еще ничего не сказал, но я знала: и поможет, и спасет.

— Оставь чемодан здесь, — волшебник хмыкнул, — ты бы еще с кастрюлями пришла. Ну ладно, попробуем твою двойку пересдать.

Мы полетели. Двери и коридоры проносились мимо, лестницы поднимались и падали вниз. Когда он спускался на землю, проникал в таинственные комнаты, я оставалась парить в воздухе, словно стрекоза над раскрытой кувшинкой. Наконец он исчез за двойной стеклянной дверью, над которой голубела надпись «КАФЕДРА». Я коснулась ногами земли, в то время как мысли мои и чувства остались там, наверху. Мне очень хотелось узнать, что же происходит за дверью, и сначала это никак не удавалось, а потом произошло вот что: я вдруг увидела себя со стороны. Мои волосы и подол платья — будто море, тронутое ветром, — заволновались, потом все сильнее и сильнее, и налетевший порыв ветра швырнул мне волосы в лицо, так что я, та, внизу, несколько секунд ничего не видела… А когда ветер стих, дверь на кафедру оказалась распахнутой, и я услышала разговор двух человек.