Баллада о Розеттском камне - [27]
— По-моему, он тебе замуж еще не предлагал?!
— Я все сделаю, чтобы у нас…
— По-моему, он замуж тебе еще не предлагал).
— А твоя жена?
— Мы чужие люди. Все съедали бумаги, надо было зарабатывать деньги. Мы стали чужими.
(Как часто человеку некогда! Некогда заниматься семьей, выращивать детей, любить жену! А потом — поздно. Деньги скоплены — только для кого? Для чего? Жизнь прошла. Все надоедает. Все, кроме жизни. Как только перестаешь жить, так все и надоедает. Как только становишься машиной, ешь, пьешь, работаешь, как машина, покупаешь машины… Если ничего важнее покупки гаража в жизни не предвидится, так все и надоедает…
СЛУЧАЙ ИЗ ЖИЗНИ. Поехала в магазин. На перекрестке — знакомая с подругой. Поехали вместе. Под колеса бросилась собака. Торможу.
— Товарищ водитель, поаккуратней нельзя?
— Недовольные могут выйти.
— Что за хамство? Да если я рожу у тебя в машине?
— Как?!
— Ты что, не видишь, что я в положении?!
— Ты в плаще, я и… Поздравляю! Кого ждешь?
— Поздравлять рано, а хочу я девочку. Мужики эти поперек горла.
— А муж кого хочет?
— Да пошел он…!!!
— Что так вдруг?
— Это не вдруг, Лена! Как машину купили, он совсем другим стал. Когда узнал, снял с книжки две сотни, говорит, сделай себе подарок, но ребенка чтоб не было.
— А ты что?
— Я сказала, сын уже большой, тебе я и вовсе не нужна, так пусть хоть ребеночек маленький подрастет, обнимет да слово доброе скажет! Пока ребенок маленький, ему мать нужна!
— И что он?
— Сказал, у тебя есть сын, муж, машина. А то, что ты затеяла, это твоя прихоть. Ты для собственного удовольствия игрушку решила завести. Я ответила: «Пусть так. Если ты считаешь, что это моя прихоть, что мой ребенок от тебя — это моя прихоть, пусть будет так». А он мне: «Ты не маленькая, сама все понимаешь. Посмотри вокруг, у кого сейчас двое детей? Во всем подъезде есть такие?» «Есть! На третьем этаже и на двенадцатом!» «Правильно. Еще ты будешь третья дура на весь подъезд! Заводи, только помощи от меня не жди. Сама будешь гладить, сама будешь пеленки стирать! Захотела удовольствия — получай!»
— Ох, да разве так бывает?
— В жизни все бывает, милая моя. Надо решить, чего ты хочешь. Я хочу, чтоб меня кто-то любил, чтоб во мне кто-то нуждался, а всю жизнь деньги на гараж копить — это мне не с руки! Я ребенка второго хочу! Девочку я хочу!).
— Петр, если ты еще раз женишься, ты бы хотел детей?
— Лена, нас в семье пять братьев, ты понимаешь?!
(Пять братьев! Наверное, родились в своем доме, с садом, или полем, или лесом. В городе, в тесной квартире никто не родит пятерых сыновей!).
— Почему у тебя одна дочь?.. Ох, прости, разве я могу…
— Я бы хотел сына, но… Расскажи лучше про себя. Чего ты хочешь? Что тебя волнует?
— Не знаю, зачем я живу, и это меня волнует.
— Посмотри, как живут другие, подумай. Как — родители…
— У них своя жизнь. Вот твой отец, например, — зачем жил?
— Он воспитал пятерых сыновей! Родил и воспитал!
— Прямо как в библии: «Исаак родил Иакова»… Я хочу детей, но я считаю, что есть — должно быть! — и иное назначение! Хочу постичь прошлое, чтобы легче стало разобраться в настоящем и будущем.
— Это сложно, Лена. На это можно потратить всю жизнь, но так ничего и не понять.
— В «Фаусте» есть фраза: «Пока еще умом во мраке он блуждает, но истины лучом он будет озарен».
— Я тоже люблю Гете. И Пушкина, и Толстого, и Пикассо… Слышала о таком?
— Когда Пикассо родился, акушерка бросила его на лавку — он не дышал. И кто-то посторонний — случайно! — попытался сделать ему искусственное дыхание. Так, чудом, остался он жить…
— «Хочу постичь прошедшее!» Но как? Выучить биографии?!
— Нет… Я даже хотела написать размышление. «Диалог гениев». Диалог Булгакова и Гете, но мой знакомый критик меня осмеял, сказал: что это за название — «Диалог»? Какой может быть диалог, если один умер, когда другой еще не родился?
— И ты сдалась? Что молчишь? Написала «Диалог» или нет?
— Я… все время думала об этом.
— Если думала, тогда объясни, почему это диалог?
— Это диалог, Петр! Еще Ван Гог сказал: «…живописцы беседуют, лежа мертвыми, со следующими поколениями при помощи своих произведений». То же можно сказать и о писателях. Гении рождаются редко, и потому разговор их имеет одну печальную особенность: первым высказывается тот, кто родился раньше. Выслушать другого и ответить ему он уже не успевает: не хватает жизни.
— Ты говоришь, разговор. Но кто ответит Булгакову?
— Тот, кто придет следом, Петр! Может, через сто лет, может, через двести.
— Ты хочешь сказать, что хотя они и разговаривают, но выяснить ничего не могут?
— Жизнь меняется, вчерашний герой не может быть героем сегодняшнего дня!
— По-твоему, герои Гете перенесены Булгаковым в современные условия?!
— Булгаков пересматривает иерархию героев!
— Лена, это непонятно.
— Вот смотри: история Маргариты становится у Булгакова всего лишь историей Фриды! А история Фауста — историей Маргариты Николаевны! Главный герой — Мастер, писатель, человек, которому подвластно слово!
— Какая связь может быть между Фаустом и Маргаритой Николаевной?!
— Хорошо, давай вычеркнем тех, прототипом кого не мог послужить Фауст. Ясно, что Иван Бездомный, просидевший после встречи с Воландом до конца романа в психиатрической клинике, никакого отношения к Фаусту не имеет. Очевидно, это и не Мастер, появляющийся на страницах романа крайне редко и участвующий в действии более всего косвенным путем: мы читаем главы из его романа об Иешуа и Понтии Пилате.
Кабачек О.Л. «Топос и хронос бессознательного: новые открытия». Научно-популярное издание. Продолжение книги «Топос и хронос бессознательного: междисциплинарное исследование». Книга об искусстве и о бессознательном: одно изучается через другое. По-новому описана структура бессознательного и его феномены. Издание будет интересно психологам, психотерапевтам, психиатрам, филологам и всем, интересующимся проблемами бессознательного и художественной литературой. Автор – кандидат психологических наук, лауреат международных литературных конкурсов.
Внимание: данный сборник рецептов чуть более чем полностью насыщен оголтелым мужским шовинизмом, нетолерантностью и вредным чревоугодием.
Автор книги – врач-терапевт, родившийся в Баку и работавший в Азербайджане, Татарстане, Израиле и, наконец, в Штатах, где и трудится по сей день. Жизнь врача повседневно испытывала на прочность и требовала разрядки в виде путешествий, художественной фотографии, занятий живописью, охоты, рыбалки и пр., а все увиденное и пережитое складывалось в короткие рассказы и миниатюры о больницах, врачах и их пациентах, а также о разных городах и странах, о службе в израильской армии, о джазе, любви, кулинарии и вообще обо всем на свете.
Захватывающие, почти детективные сюжеты трех маленьких, но емких по содержанию романов до конца, до последней строчки держат читателя в напряжении. Эти романы по жанру исторические, но история, придавая повествованию некую достоверность, служит лишь фоном для искусно сплетенной интриги. Герои Лажесс — люди мужественные и обаятельные, и следить за развитием их характеров, противоречивых и не лишенных недостатков, не только любопытно, но и поучительно.
В романе автор изобразил начало нового века с его сплетением событий, смыслов, мировоззрений и с утверждением новых порядков, противных человеческой натуре. Всесильный и переменчивый океан становится частью судеб людей и олицетворяет беспощадную и в то же время живительную стихию, перед которой рассыпаются амбиции человечества, словно песчаные замки, – стихию, которая служит напоминанием о подлинной природе вещей и происхождении человека. Древние легенды непокорных племен оживают на страницах книги, и мы видим, куда ведет путь сопротивления, а куда – всеобщий страх. Вне зависимости от того, в какой стране находятся герои, каждый из них должен сделать свой собственный выбор в условиях, когда реальность искажена, а истина сокрыта, – но при этом везде они встречают людей сильных духом и готовых прийти на помощь в час нужды. Главный герой, врач и вечный искатель, дерзает побороть неизлечимую болезнь – во имя любви.
Настоящая монография представляет собой биографическое исследование двух древних родов Ярославской области – Добронравиных и Головщиковых, породнившихся в 1898 году. Старая семейная фотография начала ХХ века, бережно хранимая потомками, вызвала у автора неподдельный интерес и желание узнать о жизненном пути изображённых на ней людей. Летопись удивительных, а иногда и трагических судеб разворачивается на фоне исторических событий Ярославского края на протяжении трёх столетий. В книгу вошли многочисленные архивные и печатные материалы, воспоминания родственников, фотографии, а также родословные схемы.