Баллада о птице - [5]

Она же была опрятна, чистоплотна и чиста бескорыстностью своей, сделавшей совершенно нелепыми и без того нелепые мысли о трехстах рублях, бывших у меня с собой и долженствовавших прокормить меня в протяжении двух месяцев, отведенных на поступление, и предстояло еще определиться, какой институт, и чистотой своей спасшей меня от мерзкого жеста по оставлению денег под тарелкой ли, скатертью ли, впрочем, и жест этот несостоявшийся, и досада моя на отсутствие с утра горячей воды, приведшее к сомнительности аромата тела моего, всю ночь проведшего в самолете, сама ее чистоплотность, даже незабытое имя ее, странно всплывшее в моей судьбе гораздо позже, не придают окончательной реальности и достоверности происходившему (ли) тогда.

Историю эту можно было бы выделить в отдельное повествование, поскольку происшедшее за четыре скорее всего неполных часа достаточно полно вместило в себя достаточную нелепость подобных же измен не тебе даже, а чистоте наших с тобой отношений, но не было в стремительности и завершенности романа, вместившегося в них, никакой суеты и торопливости, скорее, это была матрица, предварявшая варианты последующих измен. И была над и во всем там бывшем некая грустная улыбка не кота чеширского только, а одиночества женского, доначально понявшего иллюзорность тепла, обещаемого ласковостью внимательного и чёткого взгляда, давшего надежду на неслучайность соседства в полупустом зале хоть и премьерного, но дневного сеанса, откуда я и она вышли вместе, обмениваясь репликами о нелепости траты времени на подобные фильмы, оправданием которым служат лишь подобные встречи, и вот уже есть повод продлить улыбку чуть долее вежливости и до границы, призывности, после чего с легкостью следует приглашение зайти выпить чаю ли, кофе ли, принятое с непринужденностью давнего знакомца или привычного к таким приглашениям любимца публики, естественно взявшего в руки гитару в комнате на предкрышном этаже, опоясанном балконом, из-за которого столь же естественным оказалось задернуть шторы от лишних и липких взглядов соседок, развешивавших белье на бесконечных веревках, и как-то уж совсем без предисловий можно и должно было лечь в постель, куда она почти незаметным движением спокойных рук своих успела подстелить полотенце, поскольку нет стиральной машинки, а простыни только сегодня сменила, и жест этот снял всякую недоговоренность, скрыв его относительную неопытность, понятую ею окончательно, только когда он слегка запоздало отреагировал на радость ее лона, осознавая, что с ним происходит, не опытом, а чутьем руководствуясь, в этот раз ему не изменившим (а был некий опыт в девственные четырнадцать лет, когда он не поверил охватившему ночную медсестру, забавлявшуюся его неопытностью и затеявшую с ним игру в больничный роман, безрассудному желанию, с которым она справилась только благодаря его неуверенности в правильности понимания происходящего, и был он благодарен ей за это и сожалел о взрослости, лишь коснувшейся его легкими и нежными пальцами сестры этой ночной и отодвинувшейся до самой комнаты со шторами, закрывшими познание им новой своей ипостаси от любопытства соседок, может, и до сих пор развешивающих белье на бесконечных веревках бесконечного балкона, опоясавшего предкрышный этаж того странного дома), но было-таки некое запоздание, и появилась в ней радостная подтвержденность начального - а все же она - первая, и - понимая долгий след лжи, я, конечно, соврал, и тут же пожалел об этом, но она уже не поверила, а я почему-то не дал своего московского телефона, а потом был нелепый уход по лестницам этого странного дома и какой-то очумелый швед, что-то зло пролепетавший про жвачки в ответ на вопрос о времени, и она растворилась в арбатских лабиринтах вместе с этой комнатой и оставшейся чистою, благодаря полотенцу, простыней.

И не один раз не только на следующий день, но и годы спустя я пытался найти этот нелепый дом, опоясанный предкрышным балконом, но ускользал он, оберегая ее покой от моей ненужности в комнате той, и осталась только улыбка, прощающая, но уже не зовущая, да надежда на невстречу в тесноте Арбата и всегдашний странный страх при просьбах спеть песни, оставленные в комнате ее и нигде больше и никому не спетые так, как там и для нее. Исчезновение этого странно возникшего на какие-то несколько часов и растворившегося навсегда дома сделало несостоявшейся и небывшей происшедшую в нем измену тебе, и был я действительно чист перед тобой ли, перед своим ли представлением о тебе, но все происходившее с нами тогда возвышалось и охранялось от смрадности кривотолков внебытностью нашей ли, твоей ли, или дело в потоке движения нашего не совместного, а, скорее, взаимонаблюдаемого, по обретению себя настоящих, будущих, реальных и в обретении этом мы все более безнадежно теряли друг друга, и теряние это было единственно реальным, в чем не приходилось сомневаться с самой первой нашей встречи, еще не приведшей к знакомству, но и в ней уже присутствовала тень какого-то пребывания нашего с тобой в измерениях разных ли, в пространствах ли, но невозможность быть вместе подчеркивалась забавной абсурдностью обстоятельств, при которых я тебя увидел впервые. И опять таки, ведь очевидно, не впервые.