Баллада о Максе и Амели - [86]

– Ты что, хочешь оставаться здесь на всю свою жизнь?

– Конечно.

– А как насчет нашей жизни возле моря? В лесу? – с отчаянием спросила я.

– Там мне приходилось убивать, – печально ответил он.

– Они околдовывают собак! – снова констатировала я.

Я не могла себе даже представить, как еще можно объяснить то, что мое желание рано или поздно отсюда уйти с каждым днем ослабевало… Прошло некоторое время, прежде чем Макс ответил:

– Да, они нас околдовывают.

Он, похоже, был уверен в том, что только что сказал. Он понял это только сейчас? Или же знал об этом всегда?

– Но как? – поинтересовалась я. – Как они это делают?

– Своей добротой.

Я даже не знала, что на это ответить.

– И своей любовью.

– Это мужчина вышвырнул тебя из автомобиля!

– Он уже понял, как сильно огорчил этим свою семью, и больше уже никогда не будет так поступать.

– Но они сделали так, что ты уже не можешь зачать детенышей!

– С тех пор они сильно изменились!

Я презрительно фыркнула. Фыркнула из презрения к людям. И из презрения к Максу. А еще – из презрения к самой себе, выслушивающей сейчас всю эту ерунду.

– Ты в это не веришь? – спросил он.

– Нет. Никто не может измениться. Мы – такие, какие есть. От природы.

– А я вот изменился, – заявил Макс. – Я уже не такой, каким был летом.

Да, он и в самом деле изменился.

– Благодаря тебе, Рана.

Охвативший меня гнев начал ослабевать.

– И ты тоже изменилась.

Мой гнев еще больше ослабел. Макс был прав. И я была рада тому, что я уже не такая, какой была когда-то на мусорной свалке. И поэтому я сказала:

– Это правда. Я уже другая. Благодаря тебе, Макс.

– Эти люди вообще-то добрые, – сказал Макс. – Поэтому я их прощаю.

Он снова повернулся к огню. Видимо, полагал, что все уже сказано. Я тоже перевела взгляд на огонь. Действительно ли меня околдовала именно их доброта? Их любовь? Может, люди и в самом деле… меня любят?

Какая чудовищная мысль! Уже за одно то, что я себе такое вообразила, мне следовало по меньшей мере начать себя презирать. Но я этого не сделала. Любовь ни при каких обстоятельствах презирать нельзя.

Дверь отворилась, и я почувствовала запах цветов. Это был запах Лилли, исходивший от нее всякий раз, когда она выходила из маленького водопада, который назывался «душ». Хромая, она направилась к нам. В одной руке она держала подушку, а другой волочила за собой по полу одеяло. Подойдя к нам, она прошептала очень тихо, чтобы родители не смогли ее услышать:

– Сегодня я буду спать возле вас.

Эта девочка не хотела подчинять нас себе. Она просто хотела быть рядом с нами. Она любила Макса. А может, и… меня?

Лилли прильнула к Максу, а вот ко мне прижиматься не стала, и я, удивляясь себе самой, почувствовала обиду, что Лилли этого не сделала. Затем она спросила:

– Рассказать вам историю?

И пока я предавалась размышлениям о том, известны ли ей песни о собаке-матери, Лилли начала рассказывать:

– Я поведаю вам историю о юной королеве Амели!

У людей, получалось, тоже были королевы – как у муравьев и термитов.

– В королевстве Аметист жила в большом замке красивая королева Амели…

Героиня была красивой! Мне эта история не понравилась с самого начала.

– Ее имя – «Амели» – означало «отважная».

Как и «Инала».

– При этом она была вовсе не отважной, а просто очень самовлюбленной. С утра до вечера она расчесывала свои золотистые волосы, смотрела на себя в зеркало и размышляла о том, как бы ей стать еще красивее. Ну, как те женщины на Ютюбе, которые постоянно демонстрируют свою косметику. Вы знали, что они получают эту косметику от разных фирм, чтобы ее рекламировать? Мне об этом рассказала мамочка.

Что мне следовало на это ответить?

– И вот когда Амели как-то раз ходила по саду возле замка, подыскивая красивые цветы для своих распрекрасных волос, она встретила там пожилую женщину. Она была даже еще более пожилой, чем моя учительница госпожа Шрадер. У нее росли из носа волосы. Ну, то есть у пожилой женщины, которую Амели встретила в саду, а не у госпожи Шрадер. У той из носа волосы не растут. Есть только небольшие усы. Но об этом говорить не следует. Глупышка Тим как-то раз сказал, и госпоже Шрадер это очень не понравилось.

Лилли рассказывала свою историю совсем не так, как это делала Песня.

– В общем, эта пожилая женщина была ужасно уродливой, и Амели сказала: «Уходи отсюда, ты раздражаешь меня своим видом». Пожилая женщина засмеялась: «Но ты ведь намного уродливее меня». Амели тогда спросила: «Ты что, слепая или глупая, или и то, и другое? Я выгляжу просто супер!» А пожилая женщина достала волшебную палочку. Она вообще-то была ведьмой. Волшебная палочка у нее была намного круче, чем у Гарри Поттера. Ведьма махнула ею и крикнула: «Какидус!» И юная королева Амели стала уже не красавицей, а прямо-таки… какидусом. Как тот Голлум, который разозлил хоббитов, когда упал в пудинг. Шоколадный пудинг. Не ванильный.

Эта история была и в самом деле совсем не такой, как старинные легенды о собаке-матери.

– Но эта юная королева, – продолжала Лилли, – еще не знала, какая она теперь уродливая. Она пришла к своим родителям, и у тех едва не случился сердечный приступ. Тогда Амели подбежала к зеркалу – и у нее у самой едва не случился сердечный приступ. Да, кстати, это было вообще-то говорящее зеркало – как в сказке о Белоснежке, – и оно сказало: «Ах ты моя страшилка!» Оно разговаривало не так напыщенно, как зеркало в сказке о Белоснежке. Амели смотрела в зеркало и видела, какая она теперь уродливая. Она начала плакать и проплакала 3822 часа. После этого у нее пропала всякая охота плакать. А тем временем солдаты короля разыскали ведьму, но она превратила их в куски пиццы. Амели понимала, что у нее есть только один способ снова стать красивой: она сама должна найти ту ведьму. Так уж устроена жизнь: если тебе никто не помогает, помоги себе сам.