Баллада о Максе и Амели - [77]

Макс улегся рядом со мной на солому. Мы прижались друг к другу – для нас в данном случае это было вполне естественно – и быстро уснули. Мы были слишком усталыми для того, чтобы еще и петь себе перед сном.

Когда я проснулась, была уже ночь. Вьюга за стенами хлева стихла. И тут вдруг откуда-то появилась и села передо мной на солому Синее Перышко.

57

– Синее Перышко? – растерянно спросила я.

– А ты разве знаешь какую-то другую птицу, у которой есть желание следить за двумя глупыми собаками?

О прародительница собак, это была она!

Я с трудом различала свою подругу в этом темном хлеву, однако я безошибочно узнала ее чириканье. И почувствовала запах ее крови. Кровь была свежей – как будто раны на ее тельце еще не зажили. Я смущенно посмотрела на Макса. Он спал – а значит, не услышал и не увидел Синего Перышка и не почувствовал ее запаха.

– Я же предупреждала вас, что в снегопад лучше никуда не идти.

– Да, предупреждала, – тихонько сказала я.

– Вы – две глупые собаки, – добродушно и даже немного ласково прочирикала Синее Перышко.

Я смогла разглядеть маленькие косточки, которые все еще торчали из ее тельца. Как Синему Перышку удалось остаться в живых и лететь за нами с такими ранами?

– Ты теперь останешься с нами? – спросила я.

– Нет, это мне не подходит.

– Но ты же моя подруга.

– Я твоя подруга?

– Да!

– Ну, значит, подруга.

– А я разве тебе не подруга?

Я вдруг испугалась, что эта маленькая заносчивая птичка не хочет, чтобы мы с ней дружили.

– Почему бы тебе и не быть моей подругой?

– А потому, что я тебя не послушалась.

– Слушаться меня – не всегда разумно, – печально проговорила Синее Перышко. – Спроси об этом пятнадцать моих братьев и сестер.

Я с удовольствием ее как-нибудь утешила бы, однако совершенно не представляла, каким образом я могла бы это сделать. Кроме того, у меня и у самой совесть не была спокойна.

– И потому, что я не защитила тебя от твоей стаи, – прошептала я.

– А как ты могла бы это сделать? Ты что, умеешь летать?

– Нет, летать я не умею. Однако от той женщины я тебя должна была бы защитить.

– А разве ты могла предвидеть, что она захочет меня раздавить?

– Я должна была это предвидеть!

– Ну как же ты могла бы это предвидеть?

Этого я не знала. Я снова посмотрела на Макса и удивилась: почему он не просыпается от чириканья Синего Перышка?

– Раз ты не можешь ответить, за тебя отвечу я: ты этого предусмотреть не могла, – сказала птица.

Синее Перышко, выходит, меня простила. Это вроде бы должно было меня обрадовать, однако я лишь почувствовала еще большую растерянность.

– Но как тебе удалось выжить? – спросила я. – Я ведь видела, как ты умерла.

– Все очень просто. Я не могла по-настоящему умереть. Я ведь с вами еще не попрощалась. Сначала нам нужно попрощаться.

– То есть как это попрощаться? Ты не можешь попросту взять и улететь. Оставайся со мной! Ты ведь моя подруга!

– Ты найдешь себе подругу получше, чем я.

– Получше? Ты – единственная подруга, которая у меня когда-либо была. Я не дружила даже со своей собственной сестрой!

– Поверь мне, ты найдешь себе подругу лучше, чем я, – повторила Синее Перышко свое предсказание.

– Подруги лучше тебя быть не может, – возразила я.

– Почему не может?

– Ты – подруга, которая… – я стала подыскивать слова, которые больше всего подошли бы этой маленькой птичке.

– Которая что?..

– Которая… которая прощает.

– Подруги для того и существуют, чтобы прощать.

Я попыталась вдохнуть ее запах. То, что от нее пахло кровью, не имело для меня значения. Мне хотелось почувствовать близость Синего Перышка. Однако едва я сделала глубокий вдох, как тут же закашлялась.

– Пепел? – спросила Синее Перышко.

Я продолжала кашлять.

– Он у тебя не в легких, – сочувственно констатировала птица, – он у тебя в сердце.

Мне стало немного легче оттого, что Синее Перышко прочирикала это так ласково.

– Рана, тебе необходимо наконец избавиться от этого пепла.

– Но как я могла бы это сделать? – спросила я и тут же снова начала кашлять.

– Для этого ты должна осознать то, что осознала, когда я умерла.

Я изо всех сил пытаюсь понять:

– Что я ни в чем не виновата?

– Что ты не смогла бы спасти ни одну из тех собак, которых заперли в клетках.

– Но ты ведь и сама все никак не можешь простить себе гибель своих братьев и сестер, – возразила я.

– Я приняла неправильное решение. И тем самым привела свою стаю к смерти. Ты же принимала только правильные решения. Если бы ты осталась там, рядом с сидящими в клетках собаками, вы с Максом оба тоже погибли бы. Безо всякого смысла. А так ты спасла хотя бы его. Я же, наоборот, поступила неправильно.

– Я все равно не смогу простить себе то, что бросила других собак в беде.

– Нет, еще как сможешь.

– И каким же это образом?

– Прояви доброту к самой себе.

– Проявить доброту? – не поняла я.

– Я уже больше не могу проявлять доброту к тебе, Рана. Всего хорошего! – прочирикала Синее Перышко в последний раз и растворилась в воздухе.

Я всмотрелась в темноту и попыталась уловить ее запах, но даже он улетучился.

Проявить доброту к самой себе – может, в этом и заключался способ, при помощи которого можно было удалить пепел из моего сердца?

Я закрыла глаз и попыталась поверить словам Синего Перышка. Поверить в то, что я не виновата ни в ее смерти, ни в смерти тех собак, запертых в клетках. Я ничего не смогла бы сделать для этих бедняг. Мне хотелось больше уже не терзать себя этими ужасами, предотвратить которые я попросту не могла. Я хотела проявить доброту к самой себе.