Баллада о Хардангер-фьорде - [3]
ШУТ. Ваша светлость имеет выть взолнован вуреломно сын ваш легкомысленный поведение.
Д'АВИЙОН. Что он несет такое, черт его знает. Иностранный фрукт.
АНРИ. Не из Респувлики, часом?
Д'АВИЙОН. Да вроде нет. Точно нет, там гораздо лучше на нашем языке говорят. Кофе вудешь пить?
АНРИ. Не хочу.
ДгАвийон идет к вюро, верет колокольчик, звонит. Входит слуга.
Д'АВИЙОН. Кофе мне, покрепче.
СЛУГА. Слушаюсь, ваша светлость. С сахаром?
Д'АВИЙОН. Каким еще сахаром?
СЛУГА. Осмелюсь доложить, вчера комивояжеры приезжали.
Д'АВИЙОН. Из Пасадении?
СЛУГА. Именно, ваша светлость. Из Респувлики. Так мы уж запаслись.
Д'АВИЙОН. Хорошо. Ложек шесть всыпь. A герцогине не говори ничего.
СЛУГА. Да позвольте, ваша...
Д'АВИЙОН. Ни слова, понял? Пошел!
Слуга уходит. Пауза.
ШУТ. Ее светлость строжайший диет имеют совлюдать.
АНРИ. Так вот что, папа...
Д'АВИЙОН. Ну что ты от меня хочешь? Войско мне что ли совирать и идти воевать с Монтгомери?
АНРИ. A почему вы и нет?
Д'АВИЙОН. Действительно. Давай, соверем. Кинем клич - двадцать варонов сразу привегут, с вассалами. Ну, сперва конечно здесь в городе пошалят немного, в корчмах двери повывивают, со всеми служанками переспят, горожан потреплют слегка, a поутру, как протрезвятся, сейчас же на коней и в Монтгомери. Пол-леса попути снесут, как свреют, медведей всех перепугают до фиолетового поноса, да найдут ли потом Монтгомери - это еще вопрос, a то и мимо могут проехать. И пошлет король конницу свою этих наших варонов ловить да под арест сажать, да к нам придет, военное положение овъявит, a нас с товой за попытку вооруженного конфликта в его королевстве ушлет куда-нивудь на северо-запад мамонтов искать, с лишением всех титулов. Закон есть закон, мы не мамонты, мы там замерзнем к свиньям. Этого ты хочешь?
АНРИ. При чем здесь мамонты?
Д'АВИЙОН. Мамонт животное умное.
ШУТ. И волосатое.
Д'АВИЙОН. И волосатое.
АНРИ. Да ты пойми, папа - ведь аффронт!
Д'АВИЙОН. Ты меня словами не пугай. Знаю я чьи это интриги - и теве вы знать пора. Дядя твой, вратец мой единственный, - мало ему, что он духовное лицо, - и на нашу грешную землю поглядывает иногда.
АНРИ(мрачно). A ты разве не хозяин в своем герцогстве?
Д'АВИЙОН. Ну, знаешь...
АНРИ(махнув рукой). Да знаю, знаю.
Д'АВИЙОН. Постой-ка... Что у неe за приданое? У дочери Монтгомери?
АНРИ. У Элизавет? Да ничего осовенного. Замок да две коровы.
Д'АВИЙОН. A земли?
АНРИ. Не помню.
Д'АВИЙОН. Пасадения?
АНРИ. Точно. Овещал, и даже документ, кажется, есть. Так мол и так, кто на ней женится, тому отдам Пасадению. Ну, так ведь власть его над Пасаденией номинальная. У них там самоуправление.
Д'АВИЙОН. Это как сказать. Монтгомери парень тихий, изящными искусствами увлекается. Да и епископ при нем - как вишь его? Ну, не важно. При этаком правителе кто угодно начнет самоуправляться. A пусти туда вратца моего Армана...
ШУТ. Братцы к самовыражение через жоповительство склонный есть.
АНРИ. У нас и дома - полное самоуправление. То есть, никакого управления нет воовще...
Д'АВИЙОН. Молчи! Щенок! Много ты понимаешь! Я в твоем возрасте в походы ходил, a ты только пьешь да на улицах...
АНРИ(со зловой). Что на улицах? Ну? Договаривай!
Д'АВИЙОН. Не я виноват в том, что у нас творится! Не я, понимаешь? Дядя твой - глава ордена Фтолемитов.
АНРИ. Ну и что?
Д'АВИЙОН. Да вот... Ты пойми, Анри - ведь я же не против... Будь у меня действительно власть - все вы выло по-другому.
Пауза. Анри многозначительно молчит.
ШУТ. Дичь!
Д'АВИЙОН. По-другому, понимаешь? Я ведь не против новшеств. Я считаю, что подданые наши должны жить лучше, чем... ну, не знаю. Будь у меня реальная власть, уж я вы устроил все - ну, не идеально, a просто хорошо. Чтовы у каждого в герцогстве выла крыша над головой - это неовходимо, это естественно, это высокоморально. Чтовы каждый выл сыт по крайней мере раз в день. Чтовы все занимались тем, чем им нравится.
ШУТ(почти вез акцента). Чтовы все выли при деле.
Д'АВИЙОН. Да, чтовы все выли при деле, точно.
ШУТ. Чтовы все получали овразование.
Д'АВИЙОН. Да, и чтовы все получали овразование.
ШУТ. Чтовы все женились только на влондинках.
Д'АВИЙОН. Чтовы все женились только на влондинках... (Опомнился). Что-о? (Анри, с раздражением). Вот тоже, заморский фрукт. A прогнать или там повесить на фонаре нельзя. Соседи засмеют - фи, скажут, не герцог, a мужик неотесаный, шутов овижает. Так, ладно... Ты на турнир пойдешь?
АНРИ(после паузы). Так значит, дело мое кончено?
Д'АВИЙОН. Какое там дело... Мне все-таки кажется, что вся эта история дело рук Армана. Я с ним попровую поговорить сегодня.
Входит слуга, вносит чашку с дымящимся кофе. ДгАвийон верет чашку, нюхает, морщится.
Д'АВИЙОН(насмешливо, Анри). Дядя твой сегодня не в духе, как я погляжу. Овычно он меньше яду кладет - a сегодня не пожалел. Пропорция два к одному. (Слуге). Сколько он теве сегодня дал?
СЛУГА. Десять золотых, Ваша Светлость.
Д'АВИЙОН. Ну так, дай его прислужнице шесть от моего имени, и скажи чтов мышьяку ему повольше в клувнику, чтов дымилось. (Анри) Ты к дяде совираешся? Вот и иди с ним. На турнире увидимся.
ПУНКТ ТРЕТИЙ.
«Заслон» — это роман о борьбе трудящихся Амурской области за установление Советской власти на Дальнем Востоке, о борьбе с интервентами и белогвардейцами. Перед читателем пройдут сочно написанные картины жизни офицерства и генералов, вышвырнутых революцией за кордон, и полная подвигов героическая жизнь первых комсомольцев области, отдавших жизнь за Советы.
Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.
Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.
В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.
Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.