Балканы: окраины империй - [123]
И мое отчужденье назовем наблюденье.
10
Slovenija
Прохладные славяне
Сохрани словенок, боже,Пусть цветут они в любви!Не на розу ли похожиНаши сестры по крови?Пусть родят нам орлят,Тех, что недругов сразят![55]Франце Прешерн, «Здравица» (1844)
За четверть века путешествий по Балканам я побывал в Словении не меньше десяти раз. Неизменно приезжал в Любляну, Марибор, Копер или Крань с удовольствием, но мне никогда не хотелось остаться в этой стране надолго. Очень ухоженный, весьма живописный край, идеальное место для того, чтобы встретить и провести старость: местами похоже на Австрию, местами на Италию, но не Австрия и не Италия, и уж точно, по внутреннему ощущению, не Балканы. Словенцы по своим языку и крови — южные славяне, но по характеру и сути самые что ни на есть западные европейцы; получается, самые западные южные славяне. Прохладные. Они увереннее всех других прорвались в Старую Европу; никто на европейском востоке не живет лучше Словении, и ни одна страна за бывшим железным занавесом быстрее Словении не развивается.
Дело, конечно, не только и не столько в экономических показателях. Помню одно из первых своих впечатлений от Словении, где все такое маленькое и такое аккуратненькое, — слегка наивное удивление, вызванное подробностями культуры небольшого народа. В люблянском книжном магазине обнаружился полный набор переводов произведений мировой классики на словенский — оказывается, у них есть все то же, что и в Москве, подумал я. При этом словенский, на котором говорят всего-то 2 миллиона человек, — один из самых неоднородных языков мира, чуть ли не четыре десятка диалектов. Даже такая малая культура, как словенская, может быть самодостаточной.
Самодостаточна и вся эта выглядящая вполне счастливой страна. Словения собрала джентльменский географический набор счастья: берег теплого моря, высокие скалистые горы, глубокие подземные пещеры, густые леса, чистые озера, привольные луга, уютные города, милые деревни, цивилизованное соседство с Австрией и Италией — и все это на территории вдвое меньшей, чем Московская область; от одной дальней границы до другой три или четыре часа автомобильной поездки. Мой остоумный польский коллега-путешественник назвал словенцев «предателями славянского бардака».
Но главное счастье Словении — в успешных поисках ответа на проклятый балканский вопрос: как немногочисленному народу, тысячу лет томившемуся под гнетом чужих властителей, а потом получившему в довесок еще и полвека коммунистической диктатуры, сохранить свои язык, самосознание, фольклор, обычаи, историческую память и, отвоевав в подходящий момент самостоятельность («Словения смогла хирургически точно отрезать себя от Югославии», — одобрительно сказал один западный историк), всего за пару десятилетий — ничтожный ведь срок! — развернуть полноформатное государство? При этом словенцы и их предки веками были крестьянской народностью, а словенская культура развивалась вопреки постоянному германизаторскому натиску.
>Винценс Раймонд Грюнер. «Праздник свободы в Лайбахе». Литография. 1815 год. Британский музей
Характерно, что военно-морские силы вступившей в 2004 году в НАТО Республики Словения состоят из двух патрульных катеров. Командует этим флотом капитан третьего ранга. То есть вовсе не в силе в данном случае кроется историческая правда. А в чем же она? Причин словенского успеха множество, есть почти метафизические, вроде упований на бессмертную народную душу, но хватает и рациональных. Восточноальпийские славяне, оказавшиеся волей логики переселения народов ближе других племен своей языковой группы к Риму, приняли крещение уже в VII–VIII веках и с той поры не выходили из-под плотной опеки церквей западных христианских обрядов. Нашествия азиатов не затронули тихий край между рекой Дравой и северной Адриатикой, он остался в тылу и разрушившей Центральную Европу Тридцатилетней войны 1618–1648 годов. Орды хана Батыя в 1241-м не дошли до границ словенских земель, а набеги османских полчищ, ставшие во второй половине XV столетия почти ежегодными, причиняли населенным словенцами землям значительный вред, но не завершились оккупацией.
Влияние Реформации было здесь непродолжительным, потому что очень уж тяжело давил католический пресс набожных Габсбургов, но тем не менее оказалось значимым. В среде лютеранских священников во второй половине XVI столетия зародился словенский национальный порыв; как раз в ту пору проповедник Юрий Далматинец перевел на словенский язык Библию, а ученик Эразма Роттердамского богослов Примож Трубар впервые употребил вместо термина «восточноальпийские славяне» понятие «словенцы». Окончательно это самоназвание установилось в XIX веке скорее как политический фактор, для отсыла к славянской традиции[56].
>Франц Курц. «Франце Прешерн». 1850 год
Франце Ксаверий Прешерн (1800–1849) — вероятно, самое блестящее литературное имя юго-востока Европы XIX века, современник и достойный творческий соперник Байрона, Пушкина и Мицкевича. Вряд ли этот словенский поэт чувствовал себя даже в малой степени связанным с Балканами: он родился и провел всю жизнь в австрийских императорских провинциях и работал в русле общеевропейской литературной традиции, соотнося свои стихи с творчеством Петрарки, Шекспира и Гёте, с философией Гегеля и братьев Шлегель. Выходец из многодетной крестьянской семьи, Прешерн благодаря поддержке дяди-священника получил юридическое образование, а потом и докторскую степень. Карьера юриста, однако, не сложилась. Как полагают одни биографы, это случилось по вине властей, преследовавших Прешерна за неблагонадежность (он считал Габсбургов поработителями словенцев), другие ищут причины в сложном характере поэта и его алкоголизме. Литературное наследие Прешерна не слишком обширно, составляет один толстый том, главное в нем — циклы романтических стихотворений и поэма «Крещение при Савице». Вершиной творчества Прешерна считается «Венок сонетов», послуживший примером для русских стихотворцев (и Волошина, и Брюсова), поскольку в отечественной литературе такой поэтической формы до начала XX столетия не существовало. Четырнадцать силлаботонических итальянских сонетов созданного в 1834 году поэтического построения сплетаются друг с другом: каждый последующий начинается со строки, которой оканчивается предыдущий; последний, пятнадцатый, целиком состоит из этих повторяющихся строк. Патриотический стих Прешерна 1844 года «Здравица» (запрещенный австрийской цензурой) дал текст современному гимну Словении. Прешерн в равной степени мастерски сочинял на немецком и на словенском, переводя на оба эти языка поэтическую классику своей эпохи. Эксперты так характеризуют смысл деятельности Прешерна: он задал национальный литературный канон, доказав, что словенский — «язык поэзии самого высокого уровня, выразитель мыслей интеллектуально развитого человека, носитель и основа самых разнообразных жанров» (Майя Рыжова). Это правда: Прешерн в совершенстве владел различными литературными формами, виртуозно использовал традиции народной поэзии. Главные мотивы этой мрачной лирики (Прешерн дважды пытался наложить на себя руки) характерны для романтизма — несчастная любовь, страдающая родина, несовершенство мира, одиночество пиита. «В целом жизнь Прешерна была несчастливой», — подвел итог один из биографов. Музой и мукой поэта стала дочь богатого торговца Юлия Примиц, которой посвящены самые пылкие и самые горькие прешерновские строфы. Прешерн был на 15 лет старше своей любимой и не добился от нее взаимности: Юлия «даже отдаленно не способна была оценить поднесенный ей поэтом дар», предпочтя пьющему стихотворцу преуспевающего адвоката. Мечтавший о высоких отношениях поэт удовольствовался земной связью с горничной Аной Еловшек, ставшей матерью троих его внебрачных детей. Вместе с филологом Матией Чопом Прешерн стоял у истоков словенского романтического национализма, редактировал первый словенский литературный альманах
