Балканская звезда графа Игнатьева - [70]

12 марта 1878 года Игнатьев выехал из Петербурга через Варшаву в Вену, куда и прибыл через два дня, 14 марта, в пять часов пополудни. По сравнению со слякотным и мрачным Петербургом в столице Австрии было тепло и сухо. Николай Павлович успел прогуляться до Штефанплац, наслаждаясь погодой, архитектурой и нарядно одетой публикой. Пахло весной, неумолчно щебетали птицы, по-солнечному ярко и приветливо светились окна домов, а башенки соборов напоминали пряничные пироги. На другой день его принял канцлер Андраши, а затем и сам император Франц-Иосиф, сухопарый мужчина с длинными седыми бакенбардами в элегантной униформе офицера австрийской армии.

Любезность австрийского монарха не могла обмануть опытного дипломата — Игнатьев чувствовал, что за спиной России австрийцы уже успели о чём-то договориться с англичанами, а возможно и с немцами, поэтому и заняли столь жёсткую позицию по отношению к Сан-Стефанскому договору. Глаза Франца-Иосифа никогда не глядели прямо. Приторно-вежливая улыбка растягивала губы. Император заявил послу, что соглашения русских с турками, касающиеся южных славян, затрагивают существенные интересы дряхлеющей империи, вкривь и вкось скроенной из лоскутков разных стран и народов. Мысль об этом неприятно тревожила самолюбие этого правителя из династии Габсбургов. Читателям в это, думаю, трудно поверить, но ещё столетие назад Австро-Венгрия была второй по территории и третьей по численности населения страной Европы. У австрийцев был выход к морю, был флот, молодые лейтенанты австрийской армии были хороши собой, элегантно флиртовали с девушками предместий и 24 часа в сутки танцевали с ними вальсы, хотя большинство населения империи — славяне — в ней жестоко угнеталось.

С имперским канцлером Юлием или Дьюлой Андраши, молодящимся франтом, с подкрученными баками и усами на подкрашенной физиономии, Игнатьев встречался несколько раз. В молодости будущий канцлер щеголял республиканскими правами — во время венгерской революции сражался против имперских войск и даже заочно был приговорён австрийскими властями к смертной казни через повешение. Его нынешняя должность при дворе австрийского монарха стала примером классической социальной мимикрии — от бунтаря к конформисту и пламенному реакционеру. Близко соприкасавшиеся с ним люди называли его «реалистом без порядочности», «макиавеллистом».

В разговоре с Игнатьевым Андраши пробовал угрожать и шантажировать, намекая на мнимый миллион солдат, который Австро-Венгерская империя якобы готова выставить под ружьё, расхваливал достоинства новой австрийской армии.

Игнатьев поначалу только ухмыльнулся про себя, дескать, зарвался, совсем зарвался венгерский торгаш, явно желающий пустить пыль в глаза. Пора вернуть этого типа к реальности. «Допустим, я вам верю, — Николай Павлович прервал словоизлияния Андраши, — но разве не наши государства связаны вековой дружбой и мирные отношения между нами никогда не были нарушены?»

— Безусловно! — недоумённо воззрился австрийский министр на собеседника, словно не понимая: кто он, откуда и зачем явился. Наконец пришёл в себя.

— А почему вы меня об этом спрашиваете?

— Потому что, рассказывая о боеспособности австрийской армии, вы намекаете на возможность её использования против России. Это раз. Во-вторых, хотел бы заметить, что вашу армию не раз ранее бивали не только регулярные войска Пруссии, но и итальянские и мадьярские повстанцы-крестьяне — ваши, кстати сказать, соплеменники, граф. А что касается, как вы выразились, достоинств новой армии, то я бы не рекомендовал распространяться о них до проверки оной на полях сражений.

Андраши покраснел от злобы, до боли сжав костяшки пальцев в лайковых перчатках, но Игнатьев, как опытный лоцман, тут же увёл тему беседы в надёжный для него фарватер.

— Давайте вернёмся к исходной точке наших рассуждений. Вас, кажется, не устраивают новые границы, в частности, Черногории? Так посмотрим их ещё раз вместе.

— У меня нет карты, — довольно грубо отреагировал австрийский канцлер. — Вообще наша империя, располагающая миллионом солдат, не должна сносить требования полудиких славянских горцев.

— Как нет? Посол в Вене господин Новиков ещё в январе лично вручил вам карту, составленную в нашем военном министерстве!

— Не помню такого. Что вы ещё хотите от меня? — как мальчишка упёрся Андраши.

Но Игнатьев решил не уступать.

— Я готов прийти на помощь вашей памяти, ваше сиятельство! Получив карту Балкан от нашего посла господина Новикова, вы заявили ему, что считаете карту столь секретной, что не решитесь отдать её в свою канцелярию. Не будете ли вы в таком случае столь любезны, чтобы посмотреть её в ящике собственного стола.

Андраши вскипел:

— Что же, вы хотите произвести у меня домовой обыск и перерыть мой письменный стол?

— Зачем же обыск, граф? Я просто ещё раз настойчиво прошу проверить, не найдётся ли что в столе? Давайте это сделаем вместе.

Андраши, психанув, стал вынимать из своих ящиков разбросанные в них в величайшем беспорядке карты, записки и прочие бумаги. В одном из документов по обложке Игнатьев узнал карту, принадлежащую российскому военному министерству, преувеличенно громко завопив: «Вот же, она, ваше сиятельство!»