Балерины - [59]

А. Павлова

Стоял май 1930 года. Европейские гастроли Павловой заканчивались в Париже в Театре Елисейских полей. Для первого выступления Анна Павловна назначила «Жизель», свою любимую роль. У касс театра медленно двигалась очередь парижан; они были готовы получить любое место, лишь бы увидеть Павлову. Одним из таких счастливцев оказался не парижанин, а русский художник, Георгий Дмитриевич Лавров. Три года назад он приехал в Париж по командировке Народного комиссариата просвещения совершенствоваться в скульптуре у выдающихся французских мастеров. Он посещал мастерские Майоля, Деспио и Помпона, учился у Бушара, Ландовского и Бурделя. Он делал успехи и становился мастером со своим стилем.

В юности Лавров мечтал стать врачом и поступил на медицинский факультет Томского университета. Захваченный событиями Великой Октябрьской революции, он оставил университет, пошел добровольцем в Красную Армию и сражался с контрреволюцией до конца гражданской войны. Дальневосточный краевой комитет послал красного партизана в Москву учиться, оценив его скульптурные портреты героев-красноармейцев. Москва командировала художника во Францию.

Павлова в своей коронной роли потрясла воображение Лаврова. Он отправился к импресарио Павловой, Левитову, и, представившись ему, сказал, что хотел бы сделать скульптурный портрет Павловой.

— Это абсолютно исключено, — ответил Левитов, к которому очень часто являлись художники с такими же просьбами. — У Павловой расписана каждая минута, мы не можем превращать театр в ателье. И потом мы вас совсем не знаем…

— Может быть, вы сначала познакомитесь с моими работами? — не сдавался скульптор.

— А где ваша мастерская? — поинтересовался импресарио на всякий случай.

Лавров дал адрес, еще не теряя надежды. Левитов подумал и сказал:

— Завтра в одиннадцать утра зайду к вам.

Всю ночь Лавров работал над маленькими скульптурами Павловой в роли Жизели, имея перед собой единственную фотографию на театральной программке. К приезду Левитова скульптор поставил три эскизно вылепленные скульптуры на видном месте своей скромной мастерской. Ожидание всегда тягостно, время, казалось, остановилось.

Наконец часы пробили одиннадцать. Деловые люди любят точность — с последним ударом часов появился Левитов. Его натренированный взгляд выхватил из множества работ скульптора павловскую Жизель.

— Очаровательно! — воскликнул он. — Но когда вы успели?

— Ночью мне хорошо работалось, — признался скульптор.

— Прекрасно! Ждите моего звонка и никуда не уходите… — без дальних слов заключил свой визит импресарио, записывая телефон Лаврова.

Скульптор не успел проглотить свой утренний кофе, как раздался звонок:

— Мигом хватайте такси и привозите скульптуры в Театр Елисейских полей!

Георгий Дмитриевич так и поступил.

Павловой в уборной еще не было. Он поставил статуэтки на зеркальный столик и отправился в контору ждать.

Минут через десять прибежал служащий в театральной ливрее и сказал, что Павлова просит к себе русского гостя.

Сопровождаемый служащим, Георгий Дмитриевич остановился около уборной балерины и неуверенно постучал. Женский голос ответил:

— Войдите!

Едва он закрыл за собой дверь, Павлова радостно бросилась ему навстречу.

— Спасибо! — благодарила она. — Спасибо, милый. Так хорошо меня никто не лепил… Скажите, что вам нужно для работы, и я все сделаю.

Удивительные и неожиданные события этого дня показались Лаврову сном. Оправившись от волнения, он отвечал:

— Мне хочется вылепить вас с натуры… Разрешите видеть вас как можно чаще… Позвольте бывать на спектаклях, чтобы я мог делать зарисовки…

Павлова обратилась к Левитову, находившемуся при этом разговоре:

— Прошу вас предоставить господину Лаврову пропуск на все спектакли и репетиции. Пропускайте его за кулисы, когда он пожелает… Но позированию я не могу уделить много времени, — как бы извиняясь, сказала она Лаврову. — Я буду заходить к вам при малейшей возможности…

Возвратившись к себе, художник, забыв о бессонной ночи, сразу же принялся лепить портрет Павловой. Теперь ежедневно его видели в театре.

Однажды Георгий Дмитриевич показал ей портрет, работал он над ним две недели. Увидев живую Павлову рядом со скульптурой, он попросил Павлову о специальном сеансе, чтобы «уточнить» небольшие детали.

Однако скульптура настолько понравилась Павловой, что она запретила художнику прикасаться к ней.

— Вы изобразили меня такой, какой меня знает публика на сцене, — пояснила она. — А видеть меня такой, какая я в жизни, право, никому не интересно…

Закончив гастроли в Париже, Павлова как-то зашла в мастерскую, но позировала недолго и неожиданно попросила:

— Пойдемте в русский ресторан… Очень хочу гречневой каши!..

— Неужели это такая редкость в вашем меню, что надо идти в ресторан?

— Еще какая редкость, — с невеселой улыбкой проговорила балерина. — Мы едим не то, что нам нравится, а то, что разрешает врач. Но сегодня… Гастроли окончились. Хочется хоть один раз хорошо поесть…

Отправились к «Доминику», куда часто заглядывали русские.

— Очень скучаю по России, — говорила она.

— Так за чем дело стало?! Поезжайте!

— Поехала бы не задумавшись!.. Но это от меня не зависит. Что станется с моей труппой? К тому же мною распоряжаются за моей спиной импресарио, менеджеры… Сейчас едем на отдых в Ниццу, а в будущем году в это же время буду снова танцевать в Париже…