Баку 1501 - [39]
Еще задолго до Атэшгяха их внимание привлекли языки пламени, вырывающиеся из среднего купола и из четырех угловых башенок ограды. Большинство индусов и мусульман заполнило храм огнепоклонников, а часть их, примкнув к местным мусульманам-суннитам, набилась в сельскую мечеть. Вновь назначенный в село молла в мечети, а глашатай на площади возвещали всем, что сын Шейха Гейдара будет обращать их сегодня в шиитство. Тех, кто не примет новую религию, ждет смерть...
Когда двенадцатиугольные красные колпаки набились в Атэшгях, индусы попрятались в глубь келий. Лишь один очень старый огнепоклонник стоял, скрестив на груди руки, перед молельней, воздвигнутой в центре храма. Он был погружен в раздумье. Хотя губы его шептали молитву - голоса слышно не было. Стоявший неподвижно глубокий старец был похож на мумию из саркофага. Языки пламени, вырывавшиеся из молельни, отсвечивали странным румянцем на желтом лице мумии.
Исмаил с любопытством смотрел на старца. Внезапно то ли по его, то ли по чьему-то знаку двое кызылбашей, бросившись вперед, попытались схватить паломника за руки. Ведь он поклонялся огню, а значит, по понятиям исламской религии, аду! Но старик, проявив совершенно неожиданное проворство, вырвался из рук молодых людей. Быстро преодолел он ступени молельни. Нестерпимый жар опалил его белую набедренную повязку. Воскликнув что-то на неведомом Исмаилу языке, старик бросился в огонь. Из всех келий вырвался горестный вопль. Сердце поэта на мгновение откликнулось ему, тоже застонало. Исмаил застыл со смешанным чувством изумления и зависти.
"Боже, пожертвовать собой во имя идеи, живым, добровольно кинутся в огонь-какое отчаянное, но какое огромное геройство! Такая жертва может превратиться в знамя в религиозной борьбе.
Наверняка, сейчас отовсюду за нами следят глаза. Они видели, как он пожертвовал собой, чтобы не изменить своей вере. Возможно, его имя, неизвестное пока, действительно станет знаменем для них".
Так думал он, уже вскочив на коня и поворачивая его назад. В момент принесения жертвы он не смог издать ни звука своими охладевшими, ставшими вдруг ледяными губами. Взмахом руки он отдал распоряжение безмолвно стоящим вокруг и позади него, тоже замершим в изумлении людям - уходить отсюда: пятясь и оглядываясь, кызылбаши ускакали прочь.
Он не задержался в Сураханах. Препоручив судьбу села новому молле и управляющему, Исмаил покинул Атэшгях. Язык не повернулся отдать приказ разрушить его, сровнять с землей.
КРОВАВЫЕ ГОРЕСТНЫЕ ГОДЫ
13. ЗА ДАЛЬЮ ЛЕТ
Когда государь возвратился в Табасаран и на ширванские земли, он уже был прославленным на весь мир завоевателем. Непобедимый падишах, одну за другой покорявший земли в Средней Азии, Ираке, Аравии, Малой Азии, святыня шиитской секты - несмотря на свою молодость, достиг сана мудреца. Теперь его нефесы - стихи духовного содержания - повторяли наизусть на всем пространстве от Стамбула до Балха, от Дербента до Бендера. В Табасаране и Ширване он преследовал теперь иные, не завоевательские цели. Цель была высокой: он хотел создать в Ардебиле вторую Каабу - Мекку шиитов, воздвигнуть для тюркских народов вместо арабского алтаря - собственный алтарь. Подобно тому, как арабские завоеватели канонизировали своих предков, Исмаил тоже хотел перевезти останки отца и деда с чужбины, где они стали "мучениками", в родной Ардебиль. Ему хотелось создать новую святыню, более знаменитую, чем могила Тимура в Самарканде, сравниться славою с Кербелой-Наджафом... Взяв с собой отряд воинов, он сначала перенес из временного мавзолея в Табасаран останки отца Шейха Гейдара, а затем отправился в село Хазры, где начал деятельную подготовку к тому, чтобы забрать и отсюда останки деда Шейха Джунейда. До его приезда в Ардебиле, под контролем Дива Султана, мастера из Ширвана, Баку, Гянджи, Бухары, Самарканда, Тебриза должны были закончить сооружение гробниц...
* * *
Уже двое суток не выходит государь из небольшого склепа, поспешно возведенного на могиле его деда Шейха Джунейда. Удалившись от людей, как дервиш во время поста, он съедает в день лишь кусок хлеба и выпивает небольшую кружку воды.
В долине реки Самур распустилась листва на деревьях, и оба сбегающих к реке склона заросли зеленой травой. В горах переполнились талой водой питающие Самур родники - и река поднялась, вспенилась, с властным ревом потекла, уже не вмещаясь в русло, подтачивая скалы, вымывая ямы на своем пути.
На склонах реки, во временном лагере, трудилось много воинов. Часть рубила дрова в лесах Хазры[18], пекари ставили саджи на очаги, повара насаживали на огромные вертела целые туши телят и баранов и медленно вращали их над огнем жарких костров. Несколько молодых воинов устроили запруду на месте прежнего русла Самура и стирали теперь одежду в отстоявшейся воде небольшого озерца.
Военачальники и знатные молодые люди, сидя в палатках, играли в нарды, шахматы; другие от безделья предпочли охоту или просто прогулку в окрестных лесах. Кто как мог убивал время,
Недалеко от кладбища плотники под надзором Леле Гусеин-бека готовили гроб. Завтра после утреннего намаза отряд должен двинуться в путь. Через несколько дней он присоединится к основным силам, отдыхающим в Махмудабаде, и все войско выступит в Ардебиль. Леле Гусейн-бек уже состарился, борода его была совершенно седой. Кладбище, останки, которые предстояло перевезти, навевали ему мысли о смерти, никогда не посещавшие его в бесконечных битвах. "Под этим голубым шатром нет ничего вечного, все мы это знаем... И все равно в суете будней забываем о смерти, о предстоящем каждому путешествии в вечность. Дергаем друг друга, грыземся... Странно... По-моему, человек не боится смерти только потому, что убежден: через нее он приобщится к жизни более прекрасной, чем в этом мире. Может и ошибаюсь... И я вот тоже... как все... Но страшна дорога. Неужели и вправду вынутые нами вчера из могилы и вновь завернутые в саван кости снова оживут, воскреснут, будут общаться в райских кущах с ангелами?! Чем больше думаю - тем больше сомневаюсь. Это от слабости моей веры, что ли? О аллах! Великий творец, над которым уже нет никого! Я прибегаю к тебе: защити от грызущих мое сердце сомнений!" Грустные мысли не мешали Леле Гусейн-беку делать свое дело. Подготовка шла полным ходом.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Этот роман посвящен жизни и деятельности выдающегося азербайджанского поэта, демократа и просветителя XIX века Сеида Азима Ширвани. Поэт и время, поэт и народ, поэт и общество - вот те узловые моменты, которыми определяется проблематика романа. Говоря о судьбе поэта, А. Джафарзаде воспроизводит социальную и духовную жизнь эпохи, рисует картины народной жизни, показывает пробуждение народного самосознания, тягу простых людей к знаниям, к справедливости, к общению и дружбе с народами других стран.
«Заслон» — это роман о борьбе трудящихся Амурской области за установление Советской власти на Дальнем Востоке, о борьбе с интервентами и белогвардейцами. Перед читателем пройдут сочно написанные картины жизни офицерства и генералов, вышвырнутых революцией за кордон, и полная подвигов героическая жизнь первых комсомольцев области, отдавших жизнь за Советы.
Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.
Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.
В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.
Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.